Книга истории Бичуры

Дорогие посетители сайта, в преддверии юбилейного ДНЯ ПОБЕДЫ мы начинаем публиковать мемуары нашего земляка, уроженца Верхнего Мангиртуя, советского офицера Марка Степановича Перевалова.

Путь воина. Марк Перевалов. Мемуары

Редактор В. Петров; редактор Т. Андронова

От автора

Родился я и жил до призыва в Советскую армию в далёком забайкальском селе Верхний Мангиртуй Бичурского района Бурят-Монгольской АССР.

Село расположено в живописной долине реки Хилок, на высоком правом её берегу. Левобережный луг во время паводка заливается водой. На востоке высокая гора Быркен с отметкой «1038,0», на северо-востоке — гора Мандагурка. С севера и запада к селу подходят горы, одна западная гора без леса и называется — Лысая. Все другие горы, окружающие село, покрыты лесом, в основном хвойным (сосна, лиственница, пихта и на отдельных хребтах — кедр). Из лиственных деревьев преобладает береза, осина, тополь и другие. По долине Хилка и речушкам много черемухи, её плоды очень вкусные, у нас из неё готовят компот (сусло), черёмуховые пирожки.

Река Хилок была большая и судоходная, но обмелела и стала не судоходной. Поэтому был закрыт и переоборудован Бичурский сахарный завод. В реке водилось много рыбы: осётр, таймень, ленок и другая соровая рыба (окунь, чебак, сорога, налим, сом).

В горах и лесах района много ягоды — брусники, смородины, черники, голубики, малины, земляники. Есть и другие, малоизвестные и малораспространенные, ягоды. В лесах много грибов. Основные грибы, которые собирало население у нас, - рыжики, маслята и грузди. Другие грибы мы считали поганками (подберезовики, подосиновики и прочие). В горах и лесах много зверья: косули, лоси, изюбры, медведи, волки, лисицы, зайцы. Птица — тетерева (косачи), рябчики, куропатки и перелетные.

Ближайшие населенные пункты: Нижний Мангиртуй в четырех километрах, в нем располагался сельсовет, Билютай в 10-ти км, Окино-Ключи — 12 км, Бичура — 30 км, столица республики Улан-Удэ — 200 км.

Население Верхнего Мангиртуя — русские, других национальностей не было, но русские здесь внешне похожи на монголов. Бичура, Окино-Ключи, Билютай заселены русскими староверами («семейские». Село Хаян, в котором имелось 20 юрт, — бурятское.

Наше село имело около сотни дворов, церковь, школу. Жители села занимались крестьянским хозяйством, охотой, рыболовством и таёжным промыслом.

Мой край с резко континентальным климатом. Зимой холод до 40° мороза, летом до 40° жары. Осадков выпадает мало. Зима длится шесть месяцев: октябрь-март.

Мои предки по отцу: Степан Федорович — дед, бабушка — Лукерья. По матери: дедушка Николай Парфёнович Бутаков, бабушка Харитинья Нестеровна, долгожители. Умерли в глубокой старости, им было под сто лет. Дед был большим мастером по плетению корзин, лукошек и корчаг. За что и получил прозвище «Корзуха».

Дед был крепким, небольшого роста, насколько я помню, всегда занимался охотой и рыболовством. В тайге его драл медведь, из этого поединка дед вышел победителем. Било его и молнией. После удара его сразу закопали в землю, и он отошёл.

Бабушка Харитинья занималась по дому и хозяйству. Ноздри носа у неё всегда были в табаке. Дед не выпускал трубку изо рта, а бабка из рук - табакерку, из которой нюхала табак и сильно чихала.

Бабушка и дедушка по отцовской линии были богатые, но умерли рано, и отец, Степан Степанович, остался со старшими сёстрами Варварой (муж Баженов Евстафий Кондратьевич, дети: Николай - погиб на фронте, Таисья Казарбина, Анна Судомойкина, Екатерина Унагаева, Галина Туйманова) и Аксиньей (1-й муж Петров Осип Петрович погиб, сыновья Иван и Георгий погибли на фронте). Второй муж - Алимасов, дети: Елена и Гермоген).

У матери были сёстры: Агафья, которая жила в Елани, Авдотья в Старых Ключах, Елена (муж Д.Н. Сафонов, дети: Илья, Раиса, Иван, Николай, Галина, Геннадий), брат Александр и ещё один брат, Алексей (жена Марфа Алексеевна, дети: Анастасия, Анна, Михаил, Серафима) погиб в 1941г.

Мой день рождения был зарегистрирован в сельской церкви при крещении. Меня крестили в одной купели с соседом Ефимом Евдокимовым. В этот день в святцах было два имени: Марк и Ефим. Меня нарекли Марком, а соседа — Ефимом. Мы росли, как братья- близнецы.

В селе я был один с таким именем. Позже, в 1940 году, ещё одна семья назвала своего сына Марком. Его мать всё беспокоилась, считая, что его никто с таким именем не полюбит и не пойдёт замуж. Мне это имя тоже не нравилось. Я сделал попытку заменить его, когда выписывался первый документ на моё имя - свидетельство об окончании 7-ми классов. Но моя учительница, Екатерина Смирнова, отговорила меня, сказав мне, что это самое хорошее имя. Когда я в классе хулиганил, так ей нравилось кричать: «Ма-а-арк!».

Свидетельства о рождении попы не выписывали, а когда церковь разогнали, мать умерла, отец погиб, я остался без метриков (свидетельства о рождении). В военном училище, когда заводили личное дело, я сказал, что родился 10 марта. Год был известен. После уже у однокупельника уточнил, что мы крестились 11 марта.

Наша семья:

отец Перевалов Степан Степанович, 1900 г.р.;

мать Бутакова Фалия Николаевна, 1898 г.р.;

старший брат Василий, 1920 г.р.;

старшая сестра Аграфена,1922 г.р.;

я, Марк, 1925 года рождения;

младшая сестра Клава, 1927 г.р.;

младший брат Александр, 1930 г.р.;

младший брат Ганя, 1932 г.р. (прожил два года и умер).

На фото: семья 1930 г.

Жил с нами братан Петя, оставшийся без родителей, он умер от туберкулеза костей в возрасте 10 лет.

С 1935 года вторая мать — Ветошникова Пелагея Николаевна, 1910 года рождения, умерла в 1982 году. Сестра от второго брака отца — Валентина, 1939 года, и брат Николай, 1941 года рождения. Вторая мать была добрая и сумела всех нас вырастить.

Один из немногих на селе грамотный был мой отец, писал грамотно и красиво. Последнее его письмо прилагается. Мать была неграмотная.

Отец, как помню с детства, был первым председателем ТОЗа (товарищество по обработке земли). После, до войны, работал в сельпо. Я его хорошо помню, ибо он меня всегда брал с собой, даже в год большой голодовки ездил с ним в Кяхту и Монголию. Ездили туда, чтобы добыть хлеба и одежды путем обмена и временной работы.

Отец был среднего роста, примерно 172-173 см, то есть я фигурой и лицом похож на него. Немногословен, характером вспыльчив, но отходчив, к нам, детям, относился без нежностей, строгий и честный.

Родную мать помню плохо, она умерла в голодный 1933 год от тифа.

В 1933 году весь наш край был охвачен голодом и сыпным тифом, многие умирали. В семье я первый заболел тифом. Нашу мать увезли из дома в изолятор для тифозных. На хозяйстве по женской части осталась старшая сестра Груша, ей было тогда 10 лет. Она готовила еду, топила печь, корову доила, поросят и кур кормила. На входных воротах у нас висел черный флажок: входить нельзя — тиф. В одно зимнее утро пришёл отец в избу с чёрным флажком. Я посмотрел на него и понял, что-то случилось страшное... Отец бросил флажок в топящуюся печь и сказал, со слезами на глазах, что у нас нет больше матери. Нас осталось после смерти матери шестеро детей: Василий — 12 лет, Груша — 10 лет, я, Марк — 8 лет, Клава — 6 лет, Саша — 3, Ганя — 8 месяцев. Отцу было 33 года.

Хорошо помню один эпизод. Отец собирался ехать в поле, запрягал коня в телегу и попросил мать принести лагушок с дёгтем, помазать колеса телеги. Мать, когда брала лагушок, по неосторожности опрокинула его, и деготь разлился на пол при входе в амбар. Зная крутой нрав отца, перегнулась и стала собирать деготь руками и сливать в лагушок. Реакцию отца на это не помню.

У нас был хороший деревянный дом. Он состоял из двух половин, назывался пятистенкой. В одной половине шесток печи, то есть сторона печи, с которой топят печь, варят и пекут. Кухонно-обеденный стол человек на восемь, с деревянными лавками. В углу стояла полуторная деревянная кровать с постелью, на ней спали старший брат или сестра. Во второй половине была плита, пристроенная к печке с тыла, которую топили зимой перед сном на ней и готовили ужин. За печкой стояла кровать железная, полуторная, на ней спали отец и мать. Во второй половине стоял круглый стол со складывающимися боками. При необходимости бока подымались, и за стол можно было сажать человек двенадцать. За этим столом всегда принимали гостей. Кроме того, в этой комнате стояли шкаф с посудой и большой окованный сундук с новыми, праздничными вещами и одеждой, там же и все семейные ценности.

Мы, дети, все спали на полу, подстилали потник (войлок), под голову клали курмушки (так у нас называли верхнюю одежду, которую носили зимой, - род ватной фуфайки). Укрывались зимой шубой или ватником.

В нашем доме были все музыкальные инструменты того времени: гармонь, гитара, балалайка, мандолина. Отец играл на балалайке, старший брат на мандолине, а я на всех инструментах.

Весь двор был огорожен добротным забором. На улицу выходил новый дом, построенный отцом для старшего брата, но он так и остался не достроенным, и в нём никто не жил. С одной стороны вдоль забора были хозяйственные постройки под одной крышей: подвал, амбар, амбарушка, сарай для сельхозинвентаря, где стояла веялка, сохи, бороны и прочее. С другой стороны — скотный двор с навесом для коров. За домом стояла баня. Около бани располагался колодец с высоким журавлем. Глубина колодца метров восемь.

Моё детство. Часть 1.

Родился я в голодную годину, в восстановительный период после гражданской войны. Мне было года три-четыре, когда отец уже использовал меня на работе в своем единоличном хозяйстве. Когда шла пахота и посев пшеницы, старший брат, отец и дядя пахали, а я боронил. Меня сажали верхом на лошадь — смирную, умную кобылицу серой масти, так и звали её -Серуха. Отец направлял её на борозды, давал мне в руки повод, плётку. Моя задача была сидеть на лошади и понукать, а куда идти, она сама знала. Бывало, я на ней засыпал; чуя мою неподвижность, она останавливалась, бывало, я падал с неё. Меня водружали снова, и боронование продолжалось. Серуха с помощью верёвок запрягалась в борону. Борона была деревянная: клетка с деревянными зубьями. Отец и брат пахали на двух лошадях - на жеребце Серко и мерине Гнедко. В это весеннее время у кобылицы всегда был жеребенок.

Наши поля расположены в 3-5 км от села на скатах пади и речушки Булаг. Поле - небольшой квадрат в лесу площадью примерно 50х100 м, в долине у речки больше — примерно 100х200 м. Картофельное поле находилось у села. Во дворе дома был огород, где выращивали капусту, огурцы, помидоры, морковь и всякую «петрушку». Нравилось мне лазить в огород за огурцами. Когда шла посевная и уборка урожая, меня часто оставляли дома нянчить младшего брата Сашу, который был ко мне очень привязан. Он меня младше на пять лет.

Меня никуда одного не отпускали, брат обязательно должен быть со мной вместе. Мне хотелось в огород слазить за огурцами и морковкой, но если не взять Сашу с собой, он изревётся до посинения.

Запомнился мне один эпизод. Мне было лет шесть, а ему годик. Полез я с ним в огород. Заборы у нас из сосновых жердей. С обеих сторон доски для захода и схода через забор. Выползли мы наверх и стали перелезать через верхнюю жердь. И тут я не удержал равновесия, и мы упали за забор в крапиву. Мы были в одних трусиках. Мой брат кричал до хрипоты, мы оба покрылись волдырями от ожогов крапивы. Так мы и не поели огурцов и моркови. Но и Сашка этот урок воспринял как обычную неизбежность, и мы, оставаясь одни, продолжали лазить в огород.

Осенью, когда шла молотьба зерновых, меня также привлекали к работе. Наш овин располагался за селом с восточной стороны в одном-двух километрах от дома. Мне приходилось перевозить полову и отсевы. Мою Серуху запрягали в пошевани (это кузовок на полозьях саней). В кузовок насыпали полову или отсев, меня водружали сверху, в руки давали вожжи для управления - и вперёд. Серуха везла груз и меня домой. Моя задача заключалась только в том, чтобы сидеть в пошевнях и покрикивать: «Но-о-о!» Если я буду молчать, то Серуха, почуяв неладное, остановится - значит, наездник спит.

После уборки зерновых с полей мы - старший брат Василий, сестра Груша и я, собирали колоски по полям. Каждому из нас давали мешок, и мы ходили цепочкой по полю, найдя колосок, клали его в мешок, и так пока не наберёшь полный. Тогда только имели право вернуться домой. Собранные колоски мялись вручную, затем намятое провеивалось, и с мешка колосков получалось до полкилограмма зерна. Это была добавка хлеба на пропитание.

На зиму, кроме зерна (хлеба), заготовляли бочку рыбы, в основном чебака (плотвичка), которая засаливалась и замораживалась. Рыбу ели, в основном, жареную и варили уху. Мне очень нравилась эта просоленная рыбка. При хорошем урожае грибов на зиму заготавливали бочку рыжиков и груздей. Бочка с грибами хранилась в подвале под полом избы, в которой жили. Грибы боятся мороза.

В наших забайкальских краях хорошо росли огурцы, конечно, поливные. Воду носили ведрами с Хилка, который протекал от нашего дома в 200 метрах. Помидоры тоже росли хорошо, но за короткое лето они успевали налиться до неполной величины, а созреть не успевали. Огурцы и зелёные помидоры мы засаливали в бочке и ели их зимой. Эта бочка тоже стояла в подполье жилой избы.

В лесах Забайкалья очень много ягод. На первом месте — брусника, она росла везде, даже близ села. Голубика и смородина были подальше от села, в сырых балках и долинах речушек.

Кроме даров природы и огорода, на зиму мы забивали бычка и свинью. Мясо целыми тушами хранилось в амбаре. Для хранения продуктов летом в подвале был сусек, куда зимой закладывался лед, который держался всё лето.

Около нашего села поблизости кедровника не было, за орехами ездили далеко в тайгу.

Когда мне было года два-три, отец привёз много орехов. Все щелкали, а я их ел с шелухой, и вот однажды, у меня получился запор из ореховой шелухи. Помню, отец зажал меня между ног и выковыривал шелуху веретёшкой (это небольшое веретено для скручивания шерсти в нитку). Ничего, прошло.

Земляника росла по лесным полянам и дорогам. Забегая вперёд, скажу, что когда, приехав в отпуск в родную деревню (хотя будучи капитаном, в пятидесятых годах, мы с Сашей ездили в лес на свои бывшие поля) расположение поля я помнил, но мы с большим трудом его разыскали в лесу. На поле выросли сосенки высотой 2-3 метра, а земляники было море. Показал брату, где было наше зимовье. Это место я тоже хорошо помню: в дни полевых работ и уборки урожая мы жили в нём. Природа здесь живописна: около протекала речушка, вокруг лиственные деревья и ели. На лугу множество неповторимых цветов. Больше всего жарков, колокольчиков, сумочек (венериных башмачков). В эти сумочки-цветки отец наливал воды и на костре их кипятил - всем на удивление цветки не сгорали, а вода закипала.

Мой дедушка, по прозвищу Корзуха, и отец были заядлыми охотниками и рыболовами. В то время не соблюдали сезоны охоты, но хорошо знали кого, когда и сколько можно добывать. Били зверя и ловили рыбу в любое время года.

Помню, отец всегда брал с собой ружьё — двустволку курковую - и на ночь недалеко от зимовья садился на солонцы. Солонцы – это бело-солёная полянка земли, на которую приходили ночью дикие козы и лизали эту землю. Они выходили поодиночке или группами.

Когда я уже подрос, началась война. Отец и старший брат были в армии. Мне было 15 лет. Взял я отцовское ружьё и заряженные ещё отцом патроны, и на велосипеде поехал на место, где садился на солонцы отец. С большим трудом нашёл это место, увидел следы коз. Подготовил скрадок со стороны против ветра. До темноты оставалось ещё часа два. Я в это время подкормился ягодами и с наступлением темноты сел в засаду. Сидеть надо было тихо, не шевелясь, чтобы не выдать своего присутствия, но тихо сидеть мешали комары и мошка. Я был весь покусан ими, но сидел. Находиться в лесу было жутко, то и дело оглядывался, чтобы сзади на меня волк или рысь не напали. К полуночи услышал рев гурана (это самец косули): он подаёт сигналы, гукая на ходу. Я притаился и жду. Слышу бег и стук копыт, и совершенно неожиданно слева от себя метрах в сорока увидел блеск глаз. У диких зверей ночью светятся глаза. Я, долго не думая, направил двустволку в этого зверя и нажал спусковые крючки одновременно оба. Прогремел дуплет (два выстрела). От сильной отдачи я улетел со скрадка вверх ногами. Слышал рев зверя и треск. Оправившись от страха - на велосипед и деру... Домой вернулся ни с чем. Раненько утром поехал посмотреть на место содеянного мной, обнаружил следы волка, его шерсть и кровь. Это раненый волк оставил свои следы. К счастью, мои штаны были сухими. Оказалось, что волки тоже выходят на это место с целью поужинать козулятиной. Коз мы с волком, конечно, не видели, отпугнули и разогнали их. Больше на такие «подвиги» я не решался.

Продолжение следует

Пронзительная жизненная исповедь, пример бережного отношения к своей семье, своей родословной. С нетерпением жду продолжения.

Интересный рассказ! По-военному четкое изложение!

Когда будет продолжение?

Интересно увидеть продолжение.

Артём, могу отправить по электронке то, что не удалось разместить. Сейчас готовлю материал о полковнике Матвее Бутакове, уроженце села Мангиртуй, участнике Великой Отечественной войны.

arpurla собака mail.ru Спасибо!