- Бабы тоже с плугами?

- Да ну тебя, выходи на улису, пока хватограф сбирается со своей машинкой.

Семен вышел за ворота и увидел как посередь улицы возле треноги суетился фотограф, колдуя у аппарата. Мастер то отбегал от фотоаппарата, то нырял под накрывавшую его тряпку.  Иногда он нервно кричал мрачным мужикам, подкативших на подводах по уговору вездесущего Архипа:

-Ну, мужики, лошадей придержите!

Проекция должна быть в статике. Архип, или как там тебя! Народ весь или еще кто будет? Свет уйдет!

-Дык, все, вроде. Сейчас только Семен подойдет и все.

- Незачем, Архип. Без меня управитесь.

- Ну как знаешь, - Архип бросился к подводам и взобрался на ближайшую, попутно оттащив от шестистенка на передний план свою бабу с двумя дочерьми.

-Внимание, снимаю!

   Фыркнула чья-то лошадь, девчушки прижались ближе к матери, мальчуган у дома смело поднял в приветствии руку. И только старики на завалинке недоверчиво косились на суетливого франта и его непонятную машинку.

- Готово, - фотограф свернул треногу, взял подмышку аппарат и пошагал в сторону емельяновской избы. Бросившиеся вдогонку мальчишки увязались было за приезжим, но наткнувшись на закрывшееся перед носом ворота зажиточного кулака Емельяна, разбежались несолоно хлебавши.

 

***

  Чистый, с деревянными помостами двор емельяновской усадьбы был нечета двору Семена. Крепкий, рубленный в угол дом имел нижний этаж, где разместились кладовые да жили батраки, нанимавшиеся к хозяину дома кто по весне, а кто только летом, в страду. Огромные покосы, заимки, множество скота требовали постоянного ухода. Работы было невпроворот. Оттого Емельян дома бывал редко: то в поле вместе с мужиками, то на мельнице, то в городе. Вот и сейчас вернулся из Верхнеудинска, привез дочерям гостинцев да уговорил приехать фотографа. Решил порадовать дочек и жену. Фотограф конечно бы просто так не поехал, да поиздержался малость, ну Емельян и ссудил пройдохе немного денег под условие, что тот приедет в село, усадьбу снимет, дочек, жену с матушкой.

- Ну, что, Иннокентий, заснял улицу нашу?

- Да, хорошая композиция. Только не пойму я, Емельян Никифорович, зачем Вам мужиков-то снимать? Пластины покупать, на печатанье тратиться. Одно дело близняшек Ваших запечатлеть, Вас с семьей за чаем. А голытьбу-то эту зачем приказали заснять?

- Молод ты еще, Иннокентий, не понять тебе. Голытьбу эту, как ты выразился, кроме как за мои деньги никто и не сфотографирует. А придет время, глянет кто-нибудь на снимок да подивится как народ жил тогда. А так ишь ты, на фото одни кулаки да франты типа тебя и будут красоваться.

- Примитивно Вы рассуждаете, Емельян Никифорович. Ну да ладно, воля Ваша.

- Конечно моя, не твоя же. Да не только воля, а и рубли.

- Да, ладно, Емельян Никифорович, что Вы начинаете. Отдам я.

***

   Мартовское солнце еще не грело, но вставало уже рано, освещая сопки Загана утренней зорькой. Заметая поземкой редкие следы, промозглый ветер забирался за ворот, стряхивал с елей снег и все норовил задуть костер, согревавший четверых бородатых, озябших от мартовского ветра мужиков. Они то и дело поглядывали на дорогу, вздрагивая от каждого шороха.

- Уходить, Емельян, надо. В Читу, а там и в Манчжурию. Отвоевались мы, видать.

- Куды я пойду? А девок на кого брошу?

- А когда ты войну с Советами затевал, о девках своих много думал? Да они их теперь живьем съедят! Слышал, как Семен зовет нашего брата? Враги народа! Мне тут один сказывал, что Архипка, пустозвон, в избе моей обжился. Заплоты с огорода в печи пожег. Некогда ему дрова готовить, у него по политической линии забот полон рот.

- Тихо, слышишь, едет вроде кто?

- Ага, и не один. Господи Иисусе, никак отряд. По наши души соколики.

   Один из мужиков кинулся было вглубь леса, да его уже заметили с дороги конники. Пара всадников бросилась за ним вдогонку, остальные же, окружив оставшихся пленников, спешились.

- Ну, здравствуй, Емельян.

- Здоровей видали, Семен.

- Что, гнида, добегался? - зло процедил Архип, -судить тебя будут. А я так бы сразу в расход пустил.

- Бог мне судья. Да и тебе тоже.

- Вяжите их, - приказал командир, но с виду безоружный Емельян вдруг выхватил непонятно откуда охотничий нож и бросился на Семена. Тот вовремя отшатнулся, и острый клинок полоснул по тужурке. Тут же взмыло вверх с десяток шашек и нещадно обрушилось на классовых врагов советского народа.

***

   Скрипучая подвода, запряженная худой кобылицей, медленно выезжала за околицу. Сестры, словно сговорившись, оглянулись на родное село. Отцовский дом уже не красовался как раньше, а глядел хозяйкам вслед подслеповатыми окнами, словно провожая их в последний путь. Серый город не заметил прибытия путников, как и всех других, будто бы сторонясь людского горя. Он давно уже стыдился каменных стен главной пересыльной тюрьмы, куда доставили сестер. За этими стенами, за крепким столом, намертво прибитом к полу, сидел молодой человек в синей фуражке, заломленной назад, устало листая тоненькую папочку уголовного дела. Ткачева Екатерина Емельяновна, дочь участника антисоветского восстания. Ткачева Евдокия Емельяновна, дочь участника антисоветского восстания. Расстегнув воротник гимнастерки, капитан небрежно кинул документы на стол и спросил стоявшего у двери лейтенанта:

- Вещи были с ними?

- Да, так, барахло бабское. Письма какие-то, фотокарточки.

- Что еще за письма? Почему не изъяли?

- Да, товарищ старший лейтенант их просмотрел, да велел в топку. А карточки вот они и монисты. Товарищ капитан, разрешите монисты забрать. Пропадут же ведь, а я их сеструхе подарю. У нее не было таких никогда.

-  Валяй. Фотокарточки у меня оставь.

- Товарищ капитан, разрешите обратиться.

- Чего тебе еще?

- А, правда, что Вас в Кяхту переводят, на усиление?

- Правда...

***

   Свет от уличного фонаря выхватывал из темноты редкие снежинки, словно беря их в плен. Снег пришел оттуда, из Монголии. Он словно лазутчик проник в спящий город, ложась на кяхтинскую мостовую. Капитан Егоров слышал, как падал снег или ему казалась, что слышал. Чутье чекиста подсказывало ему, что что-то должно случиться. Когда где-то вдалеке натужно заурчал мотор, Егоров весь напрягся, дотянулся до висевшей на спинке стула кобуре и расстегнул ее. Было слышно, как машина остановилась у ворот, а через минуту в дверь настойчиво постучали.

- Кто там?

- Откройте, Егоров. Капитан услышал знакомый голос и приоткрыл дверь.

- Егоров, у меня ордер на Ваш арест и обыск жилища. Сдайте оружие.

- Это какая-то ошибка.

- Бросьте, Егоров. Уж Вам ли не знать, что у нас не бывает ошибок. Сами же любили так говорить. Следствие разберется, мое дело маленькое. Конвой, уведите арестованного.

- Ты, что, лейтенант, обыск без меня будешь проводить? А понятые как?

- Будут понятые, не переживай. Не впервой.

   Обыск длился не долго, смотреть особо было нечего. Лейтенанта заинтересовала пачка фотографий, перетянутых тесьмой. Он тщательно отобрал карточки с изображением семьи какого-то бородатого мужика, явно зажиточного. Составив протокол обыска, лейтенант приобщил к делу компрометирующие, по его мнению, фотоматериалы, бросив на стол карточку с изображением неизвестной  улицы с крестьянами. Она в его деле была ни к чему.

***

   Ключ еле провернулся в несмазанном замке отвисшей двери. Когда-то давно, еще до революции, в доме, куда вошли люди, жил купец, а рядом была его лавка с разномастным товаром. В гражданскую войну купец с семьей сгинул неведома куда, а дом новая власть забрала под расселение сотрудников органов ЧК. Магазинчик тоже приспособили под жилье. Стряхнув пыль с одиноко стоявшего посередине комнаты стола, молоденький старлей обратился к пришедшим:

- Вы уж извините, профессор. Комната малость не прибрана. Давайте я пришлю бойцов, они вынесут этот хлам. А новую мебель мы из части привезем. Все поуютней будет.

- Ничего, ничего, молодой человек. Не извольте беспокоиться. Я и этой мебелью обойдусь. Чай, не барин. Сережа, вот, помощник мой мне тут может разобраться. Правда, Сергей?

- Да, Николай Валентинович, конечно.

- Вы ступайте, молодой человек. Спасибо за помощь.

- Ну, раз так, будьте здоровы. Если что, обращайтесь.

- До свидания. Еще раз спасибо.

   Пожилой профессор подошел к столу. Увидев на нем фотокарточку, близоруко щурясь, он долго рассматривал размытое фото.

- Смотрите, Сережа. Видать из ближайших деревень фотография. Интересно, что за село, как думаете? Вы же из здешних мест?

- Очень, Николай Валентинович, на Бичуру похоже. На Балагановскую улицу. Мы проезжали это село, помните? Фото, я думаю, еще из прошлого века.

- Да, как же Бичуру забыть. Большее село, заметное. Вы знаете, Сергей, отнесите-ка фотографию Зое Ивановне, пусть она приобщит ее к нашей экспозиции в краеведческом музее. Ну и надпись там оформите «Село Бичура (конец XIX в.)».

- Хорошо, профессор, сделаю…

 

В. Машанов,

28-30 сентября 2008 г.