Когда же образовалась улица Тюрюхановка? Как я уже упоминал, наиболее известны сведения от П.А. Ровинского:«По правому берегу прошла Московская улица на 9 верст почти непрерывно; только в одном месте каменная скала мысом притиснулась к самой почти речке и вынудила сделать промежуток сажен во 100, и тут же отделилась короткая поперечная улочка Тюрюхановская, названная по имени тамошних старожилов...» Писал он это в 1871 году. «Короткая улочка... тамошние старожилы...» Это документальная запись известного этнографа, ее достоверность не вызывает сомнения. А вот теперь из области рассуждений: сколько времени было необходимо, что бы это короткая улочка образовалась? Сколько времени должно было пройти, что бы ее жителей можно было назвать старожилами?Ничего не утверждая, я смею предположить, что для этого потребовались все сто лет. Еще один довод: рассматривая с утеса огороды он описывает их весьма подробно и находит их ухоженными, с различными растущими овощами, описывает систему орошения — канавы, описывает рассадники на столбах, телятники — летние выгоны для телят. Т.е., налицо совершенно обустроенная улица со сложившимся и устоявшимся укладом жизни. Несомненно, в эти сто лет войдет Тюрюхановка от первого дома и до той улицы, какой ее увидел Павел Апполонович. А Тюрюхановка того времени была улицей вольготной: селились не стесненно, с одной стороны улицы, напротив дома, через дорогу, располагались огороды и покосы: мама рассказывала: дедова (Кирилл Васильевич Тюрюханов) усадьба была очень большая, занимала площадь пяти современных усадеб и по размеру было равна примерно 2,5 гектара. Если ехать от утеса, то с левой, солнечной, стороны располагались: жилой дом- пятистенок, в глубине двора - большое зимовье, амбар с завозней, колодец с камягой, за колодцем большой, крытый соломой сарай для скота и лошадей, возле сарая — ладонь для молотьбы хлеба, в глубине огорода черная баня у канавы. А напротив, через дорогу - большой покос, поливаемый из канавы напуском. Отдельно хочется сказать о пятистенке: как и многие дома в Тюрюхановке, он был свидетельством средней зажиточности крестьян. Большие и богатые семьи могли позволить себе строительство и шестистенных домов — связей. Дедов пятистенок представлял собой вытянутый вдоль улицы дом, рубленый из круглого леса «под скобу», т.е. бревнами одного диаметра, как в комле, так и в вершине.На улицу выходили три окна, во двор два, и одно смотрело в огороды, на запад. В большой половине была русская печь, полати, стол, божница в переднем углу с множеством икон, деревянная кровать. В кухне (куть ) - стол с резными ножками, настенный шкаф, бочка -водянка. В летней, холодной половине - горнице, печи не было, стены и потолок были некрашены, и сохраняли первозданную желтизну гладко струганной древесины. С наступлением тепла её мыли, «обихаживали» и заселяли на всё теплое время. К дому было пристроено крыльцо с широкими тяжелыми дверями, под полом был устроен подвал. Все пятистенки делались мастерами на совесть, и служат людям до сих пор. Вот и дедов дом, будучи проданным, стоит на улице Калинина, и весело смотрит на солнце своими окнами с великолепными кудрями.В 1909 году рядом поставил дом-пятистенок сын Кирилла Васильевича Галактион. Со временем отделяющиеся семьи селились и на другие улицы. Некоторые из отделившихся, по прошествии 5-6 поколений, уже переставали считать себя родней. Мой прадед, Тюрюханов Кирилл Васильевич, был человек неординарный. По рассказам моей матери, он прожил очень долгую жизнь: будучи в преклонном возрасте, сделал себе деревянный крест из лиственницы, который двадцать лет простоял в завозне. После его смерти в 20 годах ХХ века крест был установлен в надгробии и стоит до сих пор. Вычислить даты его жизни можно лишь косвенно: его старшая дочь Прасковья Кирилловна, прожив 112 лет, скончалась в с. Окино-Ключи в 1962 году, где она была замужем. 1962 г — 112 = 1850 г. Если предположить, что Кириллу в то время было минимум 20 лет, то он мог быть рожден в 1830 году. В начале 20 годов, на момент смерти, ему могло быть за 90 лет. А вот о его отце Василии никаких сведений не сохранилось, даже скупых. У Кирилла Васильевича было шестеро детей. Старшую Прасковью я упомянул, сыновья — Анфилон, Галактион, Иван, Евсей. И еще была одна дочь Евдокия, она умерла первой, тоже в Окино-Ключах. Судьба сыновей была разная: Анфилона случайно застрелили на гусиной охоте, Галактиона, младшего, репрессировали в 30 годы. Интересна судьба Евсея: гоняя ямщину в Петровск, Читу, Ямаровку, осел на станции Хилок, женился, имел 8 детей. С ямщицкой пары пересел на... паровоз, (по преданиям служил на железной дороге машинистом паровоза). Впоследствии связь с родственниками в Хилке была потеряна. Давно хотелось съездить в Хилок, разыскать родственников Евсея Кирилловича, восстановить утраченные родственные связи, да не удавалось. Но тут, в момент написания статьи, приходит мне письмо из города Оснабрюк, Германия. В этом письме некто Виктор Тюрюханов просит сообщить сведения о происхождении фамилии Тюрюханов, рассказать о «деревне Тюрюхановке», откуда, якобы, были его предки. Сообщил он, что его отца зовут Игорь, деда Кондрат, а прадеда звали Евсеем; отчества деда не знает. При последующей переписке я спросил у него, где жил его прадед; он ответил, что Евсей проживал на ст. Хилок Читинской области. Таким образом, неожиданно, «открылся» правнук Евсея Кирилловича. Созвонившись с его отцом, Игорем Кондратовичем Тюрюхановым, проживающим в Черемховском районе Иркутской области, убедился, что это действительно так. А мой дед, Иван Кириллович, 1879 года рождения, будучи 35-летним, ушел на I Мировую солдатом. Во время боя под Майкопом потерял оба глаза, и был доставлен в Бичуру солдатом-нарочным. До коллективизации жил единолично, у него было 9 детей. Несмотря на слепоту, хозяйство держал крепко и исправно.Пенсии не получал, ни по по инвалидности, ни по старости, и только в начале 60 годов, незадолго до смерти, назначили пенсию в 20 рублей. Индивидуально работал на колхоз: до преклонных лет вил пеньковые веревки и канаты для перевозов (паромов - через Хилок). У него были две веретешки: одна стояла возле дома у амбара, (маленькая) другая поодаль, ближе к полям, там, где сейчас живу я. Работа эта была очень кропотливая. Дед был непревзойденным мастером, несмотря на то, что был слепой. Тюрюханов Кирилл Григорьевич рассказывает, что дед очень тонко чувствовал на ощупь толщину нитей веревки: когда крутили веретено, он боком, согнувшись, держа в руках разлучку, двигался вдоль веревки. Искусство состояло в том, чтобы так отрегулировать скорость передвижения вдоль веревки, чтобы она не получилась тугой (будут сукрутки), и не получилась слабой (распустится). За поясом у него был клок пеньки, где было тонко, добавлял. Делал веревки на весь район. Веревки были очень качественные и однородные по толщине. Длина канатов на перевоз составляла 100-150 саженей. Кроме этого, работал на стороне: с конной жнейкой выезжал на жатву в другие села, по нескольку дней дней жил в Окино-Ключах. До коллективизации имел поля на Куналейских, там была заимка. Мама рассказывала, как они сеяли хлеб; ей было 5 лет, и она водила деда, он сеял вручную, а потом на коне, верхом, заборанивала зерно. Однажды пошел дождь, началась гроза. Ударила молния, совсем рядом, никто не пострадал, но с лошади её сбросило волной. Когда прошел испуг, все долго смеялись. На поля ездили по Косому спуску, далее вдоль бора, пересекали большой буерак, Сабожаны, спускались на Хурут, тут были заимки, жили летом со скотом. Рассматривая старинную карту конца 19 века, я насчитал там 11 отмеченных заимок. Не случайно, в переводе с бурятского «Хурут» - творог! Капитальных построек там не было, только поскотины да мазанки: небольшие сараюшки из плетня, обмазанные глиной и крышей, из соломы или луба. Но на богатых заимках были рубленые избы. В смысле воды на Хурут не надеялись, и копали колодцы прямо у берега. Ямина от такого колодца до сих пор есть под Залавком, в 5 метрах от речки. Пока ехали до полей, а это примерно 11 верст, бабушка, Екатерина Семеновна, успевала связать в одну иголку рукавицу или носок. Время в пути даром не пропадало. Приезжали на поле, выбирали для табора бравое место, распрягали коней, телеги ставили в тень, под телеги ставили туеса с водой и ботвиньей, на поднятые оглобли набрасывали полог, ставили самовар. Стол располагали в тени ильма или березы, потому что под ними в жару всегда ветерок. В самовар подбрасывали сухие сосновые шишки. Осенью любили смотреть, как тянулись над Хурутом косяки журавлей, гусей и уток. Работали споро и до темна, вечеряли и устраивались на ночлег. Вставали до зари, за день надо успеть много. Огромная доля полевых работ ложилась на женские плечи: жать хлеб, вязать снопы, ставить суслоны. Рассказывали, моя прабабушка, Кириллиха, (к великому сожалению, не сохранили ее имя отчество...), ставила по 28 суслонов хлеба. А это почти 300 снопов! Преклоняюсь перед работоспособностью своих предков; непрерывная работа, от темна до темна - праздность была чужда тюрюханам, как, впрочем, и всем семейским. 

Вот и я — суслон овсяный, Шапка набок, весь в поту,Тишиною безымянной Славлю лета маету.

Эво, лес, а вот проселок,Талый воск березняка,Журавлиный, синий волокВзбороздили облака.Просиял за дальним прясломБабий ангел Гавриил,Животворным, росным масломВечер жнивье окропил:Излечите, стебли, раны —Курослеп, смиренный тмин;Сытен блин, кисель овсяныйНа крестинах и в помин.Благовестный гость недаромВ деревушку правит лёт —Быть крестинам у ЗахараВ золотистый умолот.Я суслон, кривой, негожий, Внемлю тучке и листу, И моя солома — ложеЧерносошному Христу.Николай Клюев

 

Д.Андронов.

Фото автора.

Продолжение https://bichura.ru/istoriya/moya_tyuryuhanovka_1/