Сообщения, оставленные пользователем

25 Дек, 2008 18:43 Тема - Книга истории Бичуры #

Вот что я обнаружил в хрестоматии под редакцией В.Л. Петров, Е.В. Петрова (они же и составители) «История и культура семейских Забайкалья»:
...Обращаясь к русскому населению, вы тут замечаете несколько типов. Часть составляет потомство тех первых вольных поселенцев, которые вышли из разных мест России и преимущественно из северных губерний; часть образовалась из ссыльных часть ясачных, и, наконец есть еще две большие группы: семейские и малороссияне.
Все это отдельные типы, резко отличающиеся один от другого: самый интересный тип конечно семейские: это старообрядцы, пришедшие в конце прошлого столетия.
Крепкий физически и нравственно, семейский мужественно ведет борьбу с природой: разрубает леса, осушает болота и обращает их в плодородные нивы и тучные луга.
Важное культурное значение семейских дает им полное право обратить на себя особенное внимание при изучении этнографического состава Забайкалья. Знакомству с ними, поэтому я посвятил большую часть лета и вот те материалы, которые дало мне это знакомство.
Прежде всего, укажем, где они живут.
Почти исключительно они занимают Верхнеудинский Округ, где в четырех волостях: Тарабагатайской, Мухоршибирской, Куналенскон и Урлуцкой они составляют половину. Часть их селится по Ингоде, есть также немного их близ Читы и в Нерчинском Округе. По религиозному толку большая часть их принадлежит к старообрядческой секте, признающей священство рукоположенное епископом, но выбираемое самими ими, без ведома церковной власти, а поэтому они вывозят себе священников из России тайно. Другая часть, весьма незначительная, беспоповцы и только отдельные личности есть из духоборцев.
Сами они только и знают, что пришли из Польши приблизительно около 1776 г. То же самое значится и в старых документах, где они называются выселенными из Польши старообрядцами: но из какой именно местности, на то нет ответа.
Есть, однако, указания на то, что они вышли не из одной местности. В Хараузе один старик говорил мне, что их предки пришли из Риги, то же самое говорили мне и некоторые в Урлуке (Харауз населился из Урлука же). На происхождение их из разных мест указывает разница толков: самом характере и некоторые бытовые особенности. Семейские Куналеискои волости одни пашут пароконным плугом вроде немецкого тогда как все остальные пашут сохой. Урлуцкие отличаются от других и костюмом: они носят войлочную шапку, которую называют колпаком и портни или моризни - обувь вроде башмаков без подошв из козьих лапок; отличается также и Урлуцкая кичка (женская головная повязка) от других; в языке их я заметил более мягкий выговор и еще некоторые особенности, о которых и скажу особо.
По всему вероятию, они жили в Литве или Белоруссии; другие, может быть, ближе к нынешнему Остзейскому краю. В новом поселенье на Онгорке старик Казаков говорил, что дедушка его имел свой гальот и морем перевозил народ, но откуда и куда не знает.
Попали они в Польшу конечно из северных губерний, Архангельской и Вологодской.
...Поводом к этому переселенью послужило не желанье покориться : требованию церковной иерархии - принять книги, исправленные Никоном и изменить некоторые старые обряды. В Польше они жили лет сто, и у них, кроме двух приведенных выше песен; не осталось ни малейшего воспоминанья об их приходе с севера. После первого раздела Польши, когда часть польских провинций присоединена к России, эти старообрядцы снова очутились под русским правительством.
Екатерина II обратила свое внимание на них. Видя в них дух религиозной оппозиции, на которой может быть основана оппозиция политическая, она, не терпя никаких сект, решилась старообрядцев выселить оттуда, где они казались ей небезопасными, и отправить в Сибирь для заселения и возделанья наших крайних восточных пустынь. Это была первая партия переселенцев, явившихся в Сибирь большою массой; целыми семьями, с полным хозяйством, тогда как прежде селились вольные промышленные люди, солдаты и казаки, беглые барские люди, большею частию бессемейные. Вот и назвались эти переселенцы семейскими.
В настоящее время у семейских не сохранилось ни малейшей памяти, как ими было принято это переселение: было ли оно совершено по указу государыни и без их согласия, или со стороны правительства было сделано только предложение и ими принято охотно, или они сами, разузнав о приволье Сибири, пожелали переселиться. Как бы то ни было но если б это было сопряжено с большим насилием, то в них память этого не исчезла бы так скоро.
Вообще русский народ крепко привязан к обрядности, вся жизнь у него сложилась в определенные формы, и сопровождается известными обрядами и обычаями. В этих обрядах и обычаях у него вся вера; вера и обычай у него одно и то же.
Вас угощают водкой, вы отказываетесь. «Нет уж извините - убеждают вас - у нас такая вера, что гость должен с приходу выпить». «У бурят -говорят такая вера, что непременно угостить приезжего хоть чем ни на есть». Поэтому лишить его некоторых обрядов это то же, что отнять у него веру. У старообрядцев привязанность к обрядности еще глубже, поэтому можно судить, какое важное лишение для них составляет не имение священника, причем множество обрядов, столь дорогих для них, не исполняется, жизнь в следствии лишается полной благодати и все идет как-то наизворот. Лишенные всего этого более 20 лет, они с какою-то ревностью кинулись исполнять всевозможные требы, когда привезли священника. Давно женатых, приживших уже детей, крестили вновь и потом венчали. Венчали столько, что остались только те девушки, которые вовсе не намерены выходить замуж, да девочки моложе 14 лет. Исполнение всех треб принесло говорят священнику более 6000 руб.
В 1871 г. когда я был в Бичуре, на первого Спаса 1-го Августа, было у них первое церковное торжество - крестный ход на воду.
Чуть не целую ночь шло у них моленье в доме; только что солнышко выкатилось из-за гор, все пошли на реку, где толпы уже собрались и сошлись дьяки и начетчики из разных домов, в которых тоже совершалось всенощное моление. Народу было по всем вероятностям не меньше 1000, потому что здесь были все от мала до велика. Пелось и читалось страх как много! Более 20 дьяков прислуживали священнику и составляли хор певчих; они пели изо всего горла, стараясь переголосить друг друга, «бегали вперед друг перед другом; гармонии не было никакой, но усердие необычайное. Когда крестятся все, то от мотанья рук только шелест идет, слышный за 100 сажень; а как станут класть земные поклоны все сразу, словно грохается что-нибудь, гул пойдет. Когда же погрузили крест на воду, весь народ кинулся в реку, кто в чем был, особенно женщины в богатых кокошниках, в атласах и гарнитурах.
Было тут что-то беспорядочное и в тоже время торжественное.
Расходясь, некоторые старухи останавливались, чтоб поделиться чувствами, и говоря, плакали от умиленья. Такого торжества старики не запомнят уже давно, а молодятник ничего такого не видал.
Замужняя женщина, особенно мало-мальски неглупая, пользуется большим влиянием в семье: муж ничего не предпримет, не посоветовавшись с нею, он советуется с нею иногда и об делах общественных, у жены хранятся деньги, некоторые жены ведут все счеты и мне два раза случилось, что муж не знал сколько платит он разных повинностей, про то лучше знали жены. Поэтому женщина, оставшись без мужа, умеет повести хозяйство и одна.
Таких я знаю несколько. В Бичуре есть одна женщина известная и в Кяхте под именем Марьи торговки, она кажется, никогда не была замужем, а торговлей и сельским хозяйством приобрела себе капитал и независимое положение. В Окино-Ключах Коробенкова вдова, оставшаяся от мужа очень молодая, живет теперь с пожилой сестрой да приняла еше бедную старуху и девочку лет 15, она каждый год засевает больше 10 десятин хлеба, кроме того, продает в Троицкосавске и Кяхте масло, яйца, свиней и живет весьма порядочно, когда я был у ней, она держала одного работника за 8 руб. в месяц, и другого еще поденщика по 30 коп. В Хараусе такая же вдова ведет значительное хозяйство, и нужно видеть, как они умеют управлять своими работниками. Они мне сильно напоминают наших дончих, у которых мужья казаки по несколько лет не бывают дома, командированные на службу в Петербург или в Польшу, и они все-таки ведут отлично свое хозяйство. В Сибири вообще женщина более самостоятельна чем в России.
Муж крепко привязан к своей жене, крепко стоит за нее и делает для нее все. чего ей потребуется, зато в случае поводов к ревности, он может и заколотить ее. Поводов таких, впрочем, у них почти не может быть, потому что они женятся по обоюдному выбору и тогда уже, когда хорошо узнают друг друга, сживутся друг с другом. Разводов и каких-нибудь разборов между мужем и женой у них почти не бывает. При мне было два таких случая и их возникло еще несколько, вследствие того только, что прибывший к ним священник нашел какие-то неправильности, велел некоторым разойтись и тем внес путаницу. Как особенность, при этом можно заметить, что в двух разводах супруги вовсе не огорчались этим и скоро приискивали себе другие пары, мужья только хотели брать к себе детей, матери не хотели уступить, но мужьям, собственно нужны были не дети, а хотелось, у жен оттягать часть их собственного имущества, несколько скота, полученного ими в приданое. Два случая, впрочем, не дают права делать общее заключенье.
Порядок в семействе, сколько мне известно, держится старшею женщиною, а не мужчиной, и при этом замечу, семейные отношения у них между собою чрезвычайно нежные, даже в таких семействах, которые по отношению к другим оказывали себя жестокими. Резких проявлений отеческой власти мне не случилось приметить нигде, да и на сходах больше действует молодой народ. Про грозных стариков есть только рассказы. Бывало отделит от себя старик детей, а костыль, т.е. орудие расправы оставляет за собою и постоянно соблюдает, чтоб у них все было в порядке. Когда он идет, внучата, завидевши издалека, прячутся на печь и предупреждают родителей, «что, мол, дедушка идет» и все трепещет.
К дележу они прибегают неохотно. Сплошь и рядом живут вмест двое-трое женатых братьев при отце и при дядях. Иногда отец при жизни поделит между детьми скот поровну, за собой оставит только жеребца как хозяина табуна. А больше конечно владеют все вообще без раздела. К отделу побуждает их отбывание рекрутчины или теснота. Тогда каждому строится изба, если можно, где-нибудь неподалеку; наделяется всякою необходимою утварью и хозяйственными принадлежностями; одни сын остается при родителях по его выбору или по родительскому! это все равно; скот весь делится поровну между сыновьями и, разделивши, родители из каждой части возьмут себе понемногу, чтоб и у них остался приблизительно такой же пай, как у каждого из их сыновей.
Девушке припасается только приданное, состоящее из одежи и разной рухляди; при выдаче замуж она сверх того наделяется скотом от всей семьи, если она не разделена, а в случае раздела, ее наделяют особо, как родители, так и братья. Замужем она долго не смешивает своего имения с мужниным, и связь со своим родом держится очень крепко.

Так как семейские не имеют священника иногда по много лет, а если приобретут как-нибудь, то священники у них обыкновенно живут не подолгу, то большая часть живет не венчанная. Сожительство без венчанья считается совершенно законным, и дети, прижитые в таком состоянии, ничем не отличаются от детей обвенчанных родителей.
В последнее время они не имели священника более 20 лет, следовательно как венчанных, так и крещенных священником оставалось уже очень мало. Разница, однако, между теми и другими делается. Невенчанные не только не имеют право вступать в молитвенные дома, но и в своей семье не допускаются молиться вместе: обыкновенно встанут, например, из-за стола сначала одни и молятся, а другие сидят, потом уже те встанут и также помолятся.
По правилам у них браки должны совершаться так же, как и у православных, т.е. сначала сватанье и рукобитье, потом обряд выкупа косы у брата невестина будущим свекром, при чем плотят иногда по 100 руб., и после того ведут под венец; там же надеваются кичка и сверх нее платок, и то и другое перед тем кладут на престол и молитвят т.е. освещают. Гульбищ на свадьбе никаких не бывает, даже особенных песен никаких не поется, все оканчивается столованьем.
За неимением же священника, парень сам приводит девку в свой дом , не спросившись ни со своими, ни с ее родителями, а договорившись и слюбившись только с нею. На другой день они, однако, отправляются к невестиным родителям, падают в ноги и просят прощения, а те не скажут "Бог вас простит», как следовало, а только: «Да ну вас, живите ладно любите друг друга» и т.п. Имени Бога тут нельзя употребить, потому что без венчанья благодати нет.

Это я к вопросу о том, что считать датой рождения Бичуры 1710 год нужно крайне критически. :?: К сожалению, нет доступа ко всему содержанию хрестоматии в интернете, а в РГБ она ещё не поступила smile