Сообщения, оставленные пользователем Андронова Т.Г.

Бутаковы: Егор и Татьяна, родители Матвея

ЗАБАЙКАЛЬСКОЕ ПУЛЕМЁТНО-МИНОМЕТНОЕ УЧИЛИЩЕ

"Исполняй свой долг, не думая об исходе: исполняя свой долг,

принесет ли это тебе счастье или несчастье.

Кто исполняет долг и спокойно,

 не радуясь и не печалясь, встречает любые последствия,

тот поистине велик душою".

 Древняя восточная Индия

Первое знакомство с училищем. Нас завели в длинную казарму. Всю длину казармы два яруса спальных лож без разрыва. Перед выходом из казармы, с правой стороны, пирамиды для винтовок, противогазов и вещмешков. Слева тумбочка, бачок питьевой воды и место для дневального. С тыльной стороны казармы умывальник и туалет. Матрасы и подушки набиты соломой. Одеяло. Постельного белья не было.

Вечером нас повели в баню. Всю гражданскую одежду поместили в печь для дезинфекции и уничтожения насекомых. Ведь в ту пору вши в деревнях, да и во многих городских квартирах, были постоянными спутниками человека, как и тараканы.

Помылся я с удовольствием, началось одевание. Добротные кожаные ботинки, теплые байковые портянки, длинные /1,9 м./ зелёные обмотки, теплое, новенькое нательное белье, новенькие брюки и гимнастерка, новенькая меховая шапка и двупалые теплые рукавицы. Я специально выделял слово новенькие. Получая всё это я испытывал истинную радость и чувствовал себя счастливым господином.

Почти год идёт неслыханная по жестокости война. Солдаты, призванные в Красную армию, обуты, одеты, накормлены. А неприкосновенные запасы всего и вся, несмотря на огромные потери на захваченных врагом территориях, не иссякли.

Это говорит о мудрости, дальновидности и ответственности руководства страны за судьбу своего народа и отечества. Руководство страны, весь народ серьёзно готовились к защите своего отечества в длительной войне.

Начались будни суровой, тяжёлой боевой подготовки курсантов в условиях приближенных к войне. Старшиной роты был участник боевых действий Советских и Монгольских войск против японских захватчиков на реке Халхин-Гол в Монголии. На гимнастерке у него сиял орден "Боевое Красное Знамя". Старшине Синицыну Василию Петровичу было 35-40 лет. Невысокого роста, плотного телосложения, он пользовался уважением всех курсантов. Моё место-койка было на втором этаже нар. Рядом со мной спал заместитель командира взвода Овинцев Геннадий, москвич. Ему было 35-40 лет. Раздается команда: «Подъём!» Она воспринималась в первые дни как гром среди ясного неба. Не успеешь сообразить, что к чему, как раздается команда: «Становись!». Молниеносно натягиваешь на себя брюки, гимнастерку, прыгаешь, со второго этажа, надеваешь ботинки и накручиваешь до колен обмотки. Быстро занимаешь место в строю и в составе взвода выходишь на физзарядку.

Физическая зарядка длилась 30 минут: бег, комплекс физических упражнений. Форма одежды на физзарядку: гимнастерка и брюки поверх белья и шапка, независимо от температуры. После физзарядки заправка постелей, умывание и построение на осмотр на предмет педикулеза. Построение и следование на завтрак.

Столовая одновременно принимала до 500 человек. Длинные деревянные столы и скамейки рассчитаны на взвод 25-30 человек. Обслуживание было быстрым. В столовой я встретил официантку из нашего села Капитолину, дочь бывшего председателя колхоза Ефимова Симона Тимофеевича. Сын Ананий, брат Капитолины, как я писал ранее, руководил струнным оркестром и возглавлял нашу поездку на Олимпиаду. Капитолина была красивой девушкой, как и её братья. На завтрак давали, как правило, кашу, хлеб, 25 граммов масла и кружку чая. Наедался, не наедался я, но этот завтрак был несравненно богаче, чем мои завтраки в школе.

После завтрака - занятия. Первые 2-3 месяца мы изучали уставы, материальную часть оружия, топографию, основы рукопашного боя, индивидуальные средства химзащиты, занимались строевой подготовкой. Один раз в неделю на политзанятиях изучали приказы и выступления И. В. Сталина. Без всякого бахвальства скажу, что на строевых занятиях, так и на политзанятиях меня ставили в пример.

На строевых занятиях по велению командира взвода я показывал образцовое выполнение строевых приёмов. На политзанятиях я дословно воспроизводил выступления И.В.Сталина, и политрук всегда предлагал мне выступить. Я стеснялся, но воля политрука обязывала меня выступать. Последующие три месяца, летом, занятия проходили преимущественно на полигоне. На полигоне мы выполняли упражнения в стрельбе из стрелкового оружия, особенно из пулемёта «Максим», проходили тактическую, инженерную, саперную подготовку, защиту от воздушного и химического нападения противника.

Вот как это проходило. После завтрака мы надевали все снаряжение, брали винтовки и пулемёты "Максим". Большинство курсантов было значительно старше меня и других бывших учащихся школ. Это бывшие квалифицированные рабочие, техники, инженеры, работники образования, научных учреждений, чиновники, из управленческих структур. Был даже один профессор Долгополов. Они, при приближении фашистских войск, вместе с демонтированными заводами, были эвакуированы в восточные районы. При сложной обстановке на фронтах, их тоже призывали в армию. В училище, наиболее опытных из них, назначили младшими командирами. Они и хитрее были нас, бывших школьников. И получалось всегда так, что самые тяжелые нагрузки и задания перепадали нам, молодым. В расчете станкового пулемета "Максим" 5 человек: наводчик, помощник наводчика, три человека - заряжающие пулеметные ленты патронами и одновременно подносчики патронов и лент. Так вот, расчеты всех пулеметов комплектовались из молодых курсантов. При совершении марша наводчик несет тело пулемета, помощник несет станок. И тело пулемета, и станок весят по 32 кг. Остальные три номера несут каждый по пустой коробке для патронов. А кто не в расчете несет себя и свое снаряжение.

Тело пулемета переносится на плече, станок же обнимает тебя через плечи. Дуги спереди, станок с колесами сзади. 1- номер /наводчик/ и 2- номер /пом. наводчика/ могут меняться грузами. Кроме тела или станка на плече висит винтовка, длиной 166 см с приткнутым штыком /5 кг/, противогаз, вещь-мешок, а на ремне - саперная лопата.

Взвод выходит из военного городка за черту посёлка. Командир взвода командует: "За мной бегом, марш!". Взвод побежал. Тело пулемёта подпрыгивает на плече, ось пулемета стучит  по пояснице, а станок в целом дугами давит на грудь, ось на спину и сжимает торс словно клещами. "Танки справа!", - кричит комвзвода. Взвод немедленно изготавливается к бою. Каждый курсант саперной лопатой отрывает одиночный окоп для стрельбы стоя. "Отбой!", - кричит взводный. Выстраивает взвод, проводит разбор действий курсантов и командует: «За мной шагом, марш!».

Через несколько минут: "Бегом, марш!". Бежим. Комвзвода кричит: "Воздух!". Снова изготавливаемся к бою: ложимся на спину и принимаем изготовку для стрельбы по самолетам, И так непрерывно на маршруте трёх километров взводные: "Кавалерия слева!", "Разведдозор противника прямо!" и. т. д.

Пришли на стрельбище. До обеда непрерывно: то стрельба, то рытье окопа для пулемёта, то изучение уставов, то производство расчётов для стрельбы с закрытых позиций, то изучение материальной части различных видов оружия: миномета, противотанкового ружья, 45-мм пушки и. т. д.

Все упражнения стрельб из винтовки и пулемета "Максим" я выполнял только на отлично, в том числе при стрельбе по противотанковой пушке удаленной на 800 метров от пулемета, а также при стрельбе с закрытых позиций, когда противник не видит меня, а я его. После этих ратных и тяжелых трудов взвод следует в расположение казарм, на обед. На обеде первым блюдом всегда был гороховый суп. Я есть его не мог, органы обоняния мои не принимали этот суп. Водичку с хлебом еле, еле проглочу и все. Но организм требовал, и одного второго было недостаточно. Поневоле пришлось полюбить гороховый суп. А сейчас гороховые блюда самые любимые мной блюда. После обеда снова занятия, но уже в классах. Вечером чистка оружия. Большинство чистят только свою винтовку, а я и Лавров чистим ещё и пулемёт. У меня и моего друга Лаврова на плечах и на пояснице были мозоли и синяки от пулемёта.

И никто никогда не пытался подменить нас, хотя бы четверть пути пронести пулемет. Вот такая была взаимовыручка. А тогда я как-то и не замечал этой несправедливости. Вот в таком труде прошли эти последние три месяца учебы в училище. Следует подчеркнуть, что в последние месяцы учебы, почти каждую неделю, после команды: "Подъем!" следовала команда: «Тревога!». Все курсанты, как бешеные собаки, соскакивали с постели, быстрее, чем в обычные дни одевались, забирали оружие и все снаряжение и бежали к месту сбора. Учеба требовала напряжения всех физических и моральных сил, твердости духа, физической выносливости и психологической устойчивости.

Нынешние городские юноши, маменькины сыночки, при всем уважении к ним, были бы не способны выдержать такие нагрузки. Они жили в тепличных условиях и лишились тех задатков, о которых я говорил выше.

Летом 1942 года Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин издал приказ № 227. Для объявления приказа училище было построено вечером на плацу, окруженном травой и кустарником. Прозвучала команда: "Смирно!". Строй замер. Комары и мошкара не дают покоя. Кровь течёт по лицу. Пошевелиться нельзя.

Фрагменты из приказа: «К 1942 году мы потеряли 70 млн. населения, более 800 млн. пудов хлеба. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя, загубить вместе и нашу Родину. Каждый клочок оставленной территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину... Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв. Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждую пядь нашей земли. Надо решительно покончить с паникёрами, трусами, нарушителями дисциплины, решительно осуждать отступательные настроения». В приказной части говорилось о формировании штрафных рот для солдат и сержантов и штрафных батальонов для офицеров, а также заградительных отрядов...

Не передать словами, с каким вниманием и напряжением слушали курсанты слова этого приказа. Каждое слово, каждая мысль, как суровый набат ранили слух, пронизывали сознание и сердце чувством страшной опасности, нависшей над Родиной, взывали каждого из нас к ответственности за судьбу Отчизны и готовности защищать её до последней капли крови, не считаясь с самой жизнью.

ДОРОГА К ПЕРВОМУ МЕСТУ СЛУЖБЫ

 22 февраля 1942 года я должен был в 09.00 явиться в Райвоенкомат, в готовности отбыть в Красную Армию. Как я воспринял сообщение военкома о призыве меня в армию? Без лукавства и хвастовства я признаюсь, что воспринял призыв в армию с радостью. Почему? Отечество было в опасности. Я воспитан был в духе любви к Родине, в духе патриотизма, морально и физически был готов служить. Я мечтал и желал пойти в армию. Больше того, всесторонне был подготовлен, уже сейчас, для боя с фашистами. Стрелял я отлично, материальную часть винтовки, гранат знал, к противохимической защите был готов. Основы тактики мне были известны. Летом, после окончания 8 и 9 классов на покосе я успешно проводил занятия по военной подготовке с юношами деревни, причем большинство из них были старше меня и состояли на учёте в райвоенкомате.

Не скрою и ещё одну затаённую мою мечту пойти в Армию. Почти пять лет я жил, учился, работал впроголодь. Я знал, что в армии есть хороший, постоянный, т. е. ежедневный паек, паек достаточно калорийный и сытный с трехразовым питанием. И это было действительно так. Во время учёбы в училище, несмотря на строжайший режим, и невероятно тяжелыми физическими, моральными и умственными нагрузками, самочувствие моё было хорошим. Я прибавил в росте, мужал физически и интеллектуально.

И вся моя служба, а службу я любил, была как песня, как величественная патриотическая симфония. И даже тяжелейшие моральные и физические испытания не могли изменить этой оценки. Тем более, что серьезные потрясения, которые я пережил, были изначально по моей вине. Эти потрясения, конечно, оставили глубокий след в моем сознании и не прошли бесследно для души и тела. Но после их благополучного исхода, служба моя снова была красивой. Примерно в 15.00 я встал на лыжи и начал свой последний переход в родное село Мангиртуй. Прошёл я, примерно, половину пути, началась степь. Моя родина малоснежна. Ветры, постоянно дующие в степи, оголили скудную травку, и на лыжах идти стало тяжело. Я зарыл лыжи и палки в снег, в тайне надеясь подобрать их в подходящее время. Но о лыжах я позабыл, и кому-то посчастливилось, он нашел хорошие лыжи.

Домой я пришёл ночью, примерно в 21.00. Говорю маме: «Мама, меня забирают в армию. Завтра в 09.00 я должен быть в Райвоенкомате». Мама смеется и не верит. Я говорю: «Мама смейся, не смейся, верь, не верь, а я пойду к бригадиру просить транспорт». А транспорт тогда был один – лошадь, запряженная в телегу. Бригадир транспорт выделил. Рано утром я пошёл на конский двор, запряг лошадку и подкатил к дому. Сборы были не долги.

О моём отъезде никто не знал. Сестрёнки и брат Роман спали. Одна Агнея проснулась и при расставании окропила меня своими слезами. Да ещё пришла бабушка Петрушиха, соседка - мать моего друга Николая. (Коля, окончив 4 или 5 классов, поступил в ФЗУ, но вскоре, по неведомым мне причинам, помер).

О проводах с гостями и близкими и речи быть не могло. Позавтракали. Мать одела на меня своё последнее, хорошее, длинное, зимнее пальто с меховым воротником. Поехали, ещё было темно.

В назначенное время мы были в райвоенкомате. В райвоенкомате мне сказали, что отъезд призывников из Бичуры состоится 23 февраля.

Мама отвезла меня в общежитие школы, а сама уехала ночевать к своему племяннику Ивану Кондратьевичу. Вечером 22 февраля в школе организовали прощальный вечер, с концертом, который был поставлен силами школьной самодеятельности.

22 февраля, по инициативе мамы, мы сфотографировались на память. Эта фотография могла стать памятью о сыне и брате - случись со мной на фронте несчастье - погибнуть смертью храбрых в боях за Родину. Спасибо мудрости моей мамы, Татьяне Матвеевне. Мне и в голову не пришла мысль, оставить своё фото на память.

В 10 часов 23 февраля я попрощался с мамой и залез в открытый кузов полуторки. У мамы не выступило даже слезинки. Вот как она умела сдерживать свои чувства, переживания, да и слёзы в критические моменты бытия. Она не хотела показать мне драматизма своего и моего положения. И только, когда машина тронулась, мама заплакала. Я этого, конечно, не видел, и поэтому спокойно было покидать родной край, отчий дом и родную мать. Это факт ещё раз показал силу духа, самообладания и психологической мудрости дорогой мамы. В один из приездов в отпуск, я заметил маме, что она, провожая меня, даже не заплакала. Мама просто сказала: "Я заплакала, когда машина была уже далеко". Вот так-то. А нынешние мамы стонут, плачут, когда их дети ходят еще на четвереньках. А уж когда их чадам подходит время призыва в армию, они делают все возможное и не возможное для того, чтобы их сыночек, их баловень не был призван в Армию.

Февраль. В восточной Сибири в это время лютые морозы. Ехать в открытом кузове небольшое удовольствие. Мой путь 80 километров проходил от Бичуры до г. Кяхта, далее до ст. Наушки 8-10 километров. А от станции Наушки поездом до г. Улан-Удэ - порядка 200 километров. На ст. Наушки нас пятерых и сотни призывников из других районов посадили в плацкартные вагоны и через несколько часов мы были в Улан-Удэ.

Из Улан-Удэ колонны призывников в походном строю за 2 часа дошли до ст. Дивизионной. Идём вдоль военного городка. Перед моим взором сотни больших многоэтажных деревянных казарм. Этот городок был большим полигоном для подготовки военных кадров для фронта.

Во время моей учебы на Дивизионке было четыре пехотных училища по краткосрочной подготовке /6 месяцев/ младших офицеров. Там же проходили подготовку и переподготовку рядовые запаса /резервисты/ всех призывных возрастов. После кратковременного обучения этот контингент направлялся на запад или на восток. Весь этот городок был огорожен проволочным забором.

Открыли ворота, мы идём по территории моего училища. Слева, за проволочным забором, я вижу пожилых солдат изучавших приемы рукопашного боя. И вдруг до моего слуха доносится крик. Я повернул голову и увидел своего отца. Отец кричит: «Выходи из строя и иди ко мне!». Я растерялся. Справа ряд казарм. Задержись я на несколько минут, я рисковал бы потерять колонну, в которой шёл. Мне было бы неведомо, в какую казарму зашли мои товарищи. Отец кричит: "Завтра попроси увольнительную и приди ко мне. Моя казарма рядом через дорогу». На другой день я, уже переодетый в военную форму, получил увольнительную и встретился с отцом. Я рассказал отцу о жизни нашей семьи и обо всем, что было мне известно из жизни деревни. Больше с отцом я не встречался. Вскоре отца и его сослуживцев отправили на восток.

Чем примечателен этот эпизод? Я мимолётом тоже посмотрел на солдат, занимающихся рукопашным боем. Наверняка слыша голос отца: "Коли!". Сейчас мне кажется, что и облик этого солдата был отцовский. Но в моих глазах и сознании не отпечаталось видение отца и у меня не оказалось должной реакции. Каким же чутьем и видением обладал мой отец, когда разглядел и увидел меня в движущейся колонне? А я был третьим от левого фланга колонны.

Это было озарение, чутье родителя к своему дитя. Этот эпизод обнажает также жестокость, бездушность и безразличие власть предержащих к жизни, судьбам, мечтам простых людей. Ведь отец всю зиму был на лесозаготовках, вдали от своей деревни, своей семьи. От отца не было ни одного письма за всю зиму. Перед призывом в армию, отцу и его товарищам по работе, не дали даже одного дня для встречи со своей женой и детьми. Это не только жестоко, но и безнравственно. И лишь случайная встреча со мной, может быть, как-то смягчила его сердце. Из разговора со мной отец, как бы побывал дома и тем самым утешил себя и свою тоску перед неведомым будущим, которое предстояло перед ним.

ЮНОСТЬ

«Война является отрицанием истины и гуманности.

Дело не только в убийстве людей, ибо человек должен, так или иначе, умереть,

а в сознательном и упорном распространении ненависти и лжи, которые мало-помалу прививаются людям».

Неру.

Моя юность прошла в окопах Сталинграда, битве на Курской дуге, в боях и походах на 1-м Украинском фронте. Мои лучшие годы взросления, возмужания, развития ума и интеллекта прошли на дорогах войны, в стенах Киевского Краснознаменного военного училища связи имени М. И. Калинина, а также на службе в группе советских оккупационных войск в Германии /ГСОВГ/. Моя юность была полна страшных потрясений души и тела, тяжелейших воинских, суровых испытаний духа, чести и достоинства человека.

На долю моего поколения, на мою долю выпали нечеловеческие, по своей тяжести, события, которые могли привести даже к суду военного трибунала с самыми печальными последствиями приговора. В годы юности я был свидетелем трагедии, страшной беды, постигшей мою страну в связи с нападением фашистской Германии. Оставленные родные города и села, заводы и фабрики, поля и нивы, разорванные семьи, потери родных и близких, потери своих очагов, бегство сотен тысяч, миллионов людей из насиженных мест, потеря всего нажитого... И все это при массовых бомбежках, под огнем танков фашистской армии. На: глазах у людей, убегающих на восток: рушащиеся дома и города, пламя пожарищ, смерть родных и близких. Реки крови и море слез пролили мои соотечественники в годы Великой Отечественной войны. Их горю, страданиям, лишениям, печали и тоске по погибшим родным и близким не найти измерения. На Кубани в г.Тимошевске есть музей, посвященный простой русской женщине Эпестинье Голубевой. Эпестинья родила и вырастила 9-х сыновей, и все они не вернулись с войны.

Есть ли слова, чтобы описать боль сердца и страдания души, глубину печали и тоски, выпавшие на долю этой женщины?! Эпестинье, читавшей извещение о гибели её девятого сына, наверное, казалось, все несчастья мира пришли в её дом. Где сыскать такую силу духа, стойкости, самообладания и мужества, которыми обладала и наделена была эта женщина, чтобы перенести это горе? А сколько таких же было на просторах нашей Родины, которые разделили судьбу этой великой женщины?

В годы юности я видел беспримерный подвиг советского народа, его силу духа, самообладание, терпение, беззаветную любовь к родине, невиданное самопожертвование и готовность отдать свою жизнь во имя свободы, независимости, чести и достоинства своего отечества. Грузинский поэт, Ираклий Абашидзе написал стихотворение, которое я не могу читать без волнения:

Я грузин Бухаадзе повержен

Вражьей пулей в Кавказских горах.

Если б мог я воскреснуть из мертвых,

Если б ожил внезапно мой прах,

Я бы отдал опять свое сердце

Милой родине в грозном бою,

Вновь бы умер за землю родную,

Ту, что грудь покрывает мою.

/перевод Звягинцевой/.

Отношение к милой Родине, готовность отдать свою жизнь за нее в ратном бою отражали чувства наших воинов, так умело и искренне выраженные поэтом.

Но я видел на полях сражений и проявления трусости, малодушия, корысти, подлости, стяжательства, подхалимства, угодничества и лести ради достижения своих эгоистических целей. Самую тяжелую ношу в годы войны нес на своих плечах простой, рядовой солдат. Таким солдатом был и я, автор этих слов.

Не напрасно среди рядовых солдат и простых тружеников тыла ходила поговорка: "Кому война, а кому мать родна". А у солдат была и другая присказка: «Не доводи начальник, сам дойду». Меня же мои начальники на фронте не один раз пытались довести.

УЧЁБА В 10 КЛАССЕ 

«Знание возбуждает любовь:

чем больше знакомишься с наукою,

 тем больше любишь её».

 Н. Чернышевский.

Поскольку знание возбудило во мне пылкую любовь к наукам, 1 сентября 1941 года с краюшкой хлеба, я пришёл в Бичуру и начал учебу в 10 классе. Мне дали место в общежитии. С продуктами для питания было хуже некуда. О моём тяжелом положении знали все учителя. Мне не забыть молодую, милосердную и милую учительницу немецкого языка, Наталью Александровну Степанову. Однажды, когда прозвенел звонок на перемену, Наталья Александровна говорит: "Бутаков! Дайте мне вашу тетрадь". Я подошёл к ней и подал тетрадь. Сам вышел из класса. После перерыва я сел за свой стол, тетрадь лежала на столе. Я открыл тетрадь и увидел 30 рублевую купюру. Я не показал своего восторга, но радости моей не было предела. На 30 рублей в сельской столовой в первый год войны я мог питаться целый месяц по два раза в день.

У учителей были свои проблемы, не каждый бескорыстно мог оторвать от своей семьи кусок хлеба и отдать его чужому. Наталья Александровна сделала это. Сожалею, что по стеснительности и невежеству, я не мог тогда сказать большое спасибо этой удивительной, очаровательной, умной и доброй учительнице. Такой благородный поступок пожертвования части своей маленькой зарплаты мне Наталья Александровна совершила дважды.

Я же, к большому стыду моему, уже став офицером, не заставил себя специально поехать в районный центр, чтобы поклониться этой, великой по доброте своей, женщине, обнять её и от всего сердца сказать ей спасибо за щедрость, душевную теплоту и доброту. Тогда, в беспечной молодости и эйфории моего становления офицером, этот факт добродетели Натальи Александровны и не вспоминался. Виной тому скоротечность отпускных дней. Надо было побывать в гостях у всех родственников, выделить время для охоты, оказать помощь родителям в хозяйственных делах. Наконец, увлечения молодости тоже требовали времени.

Сейчас же, когда я пишу эти воспоминания, в памяти всплывают подробности всех событий, пережитых мною. Теперь я совершенно по-другому оцениваю события, свои упущения и промахи в оценке этих событий, да и участников этих событий. Сейчас поступок Натальи Александровны предстаёт в моем сознании как подвиг, как яркий пример человеколюбия, сострадания к человеку и участия в его судьбе. Но эти похвальные деяния учительницы не решали в полной мере моих проблем. Да я и не мог, наверное, использовать её доброту бесконечно. Не мог же я стать на её довольствие. В конце ноября 1941 года вызывает меня директор школы Ананьев Сергей Васильевич и предлагает мне работу завхоза школы.

На завхоза возлагались обязанности: принимать дрова, привозимые из деревень района, обеспечивать школу керосином, ветошью, устранять повреждения и неисправности в оконных проёмах, дверях, замках и другое. Я без раздумья согласился и без замечаний выполнял обязанности завхоза до призыва в Армию.

Однажды приглашает меня директор школы и говорит: "Надо чистить туалеты. Нанимать со стороны ассенизаторов мне невыгодно. Может быть, вы сами возьметесь за это дело? Разумеется, я ваш труд оценю и оплачу. Агитировать меня не надо было. Я безоговорочно согласился. Во дворе школы была большая, длиной 15 метров, уборная на 15 очков. За три зимних месяца из ям выросли огромные сталактиты. О предстоящей работе я рассказал, своему однокласснику Земзереву Михаилу. Он тоже жил в общежитии. Михаил сразу же согласился. Глубокой ночью, когда в женском общежитии погасли огни, мы с Михаилом, закрыв полости рта и носа марлевыми повязками, и, вооружившись ломами и лопатами, приступили к низвержению сталактитов.

Осколки летели нам в лицо, на одежду, был естественно запах фекалий, но мы решительно и быстро провернули эту работу за 3-4 часа. Продукцию от разрушения сталактитов мы сносили в школьный огород. Пикантным для нас было скрыть свой трудовой подвиг от девушек-одноклассниц. Это нам удалось. Деньги за завхоза я получал ежемесячно, а за работу по очистке туалета мы с Мишей получили перед отъездом в Армию.

Обстановка на фронтах Великой Отечественной войны и в стране была исключительно напряженной. Гитлеровские войска блокировали Ленинград, рвались к Москве. С замиранием сердца мы прислушивались к сообщениям Советского информбюро. Выстоит Москва или нет? Вот главное, что нас беспокоило. И наконец-то, радостное сообщение: войска, после упорных оборонительных боёв, перешли в решительное контрнаступление... Все мы, весь народ нашей необъятной страны, испытали подлинное счастье от этих известий, воспряли духом, прониклись верой в окончательный разгром врага.

Дни и месяцы учёбы летели стремительно. Наступило 20 февраля 1942 года. Никто не ожидал события, которое произошло в этот день в школе. В 10 класс пришёл военком школы и объявил: 21 февраля всем юношам - учащимся 10 класса в 10.00 прибыть в Райвоенкомат в связи с призывом в Красную Армию.

В 10 классе было пять парней-призывников: Бутаков М. Г., Тимофеев Ульян, Земзерев Михаил, Абидуев Ламажаб и Цыренов. Все они прошли медицинскую комиссию и признаны годными для службы в Красной Армии.

БИЧУРСКАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА 

Ученик - факел, который надо зажечь. Но искра возгорается пламенем, если падает на горючий материал.

Я и Михаил были факелами и хорошим горючим материалом. Мы хотели учиться, несмотря ни на что. В 1939 году Михаил пошел в 9 класс, я в 8 класс Бичурской средней школы. Жили мы в общежитии при школе. Питались, как и в семилетке, хлебом, разбавленным чаем. Положение наше усугублялось тем, что теперь, чтобы быть дома, надо совершить переход длиной в 30 км. С доставкой продуктов из Мангиртуя были проблемы: единственная машина в колхозе приходила в Бичуру очень редко, лошадиный транспорт наезжал в Бичуру тоже не часто. Да и трудно родителям быть в курсе, когда эти виды транспорта собираются совершить поездку в Бичуру.

Поэтому, мы вынуждены были каждую субботу совершать переход домой, а в воскресенье обратно. А это в совокупности - 60 км. И дома непочатый край работ: то надо ехать за дровами, то надо привезти соломы. И если дома нет хлеба, мы были вынуждены продлевать выходные на 2-3 дня и более.

В 1939 году я вступил в комсомол. Первое комсомольское поручение - вести с пионерами стрелковый кружок. И я вел этот кружок почти три года, пока учился в школе. Ничего примечательного во время учёбы в школе, равно и в работе комсомольской организации, я не помню. Единственным приятным занятием в свободное время было катание на лыжах с гор и игра в футбол между двумя командами, составленными учениками, проживающими в общежитии.

И все-таки что-то интересное во время учебы было. В 1939 году во всех средних школах введен институт военруков. И в нашей школе был замечательный военрук, Исаев Валерий Николаевич. В стране и в школах развернулось массовое движение – «Готов к труду и обороне». Начиная с учащихся восьмых классов, юноши и девушки сдавали нормативы: "Ворошиловский стрелок", ПВХО, БГТО.

Я одним из первых получил значки: "Ворошиловский стрелок", "Готов к противовоздушной и химической обороне" и "Будь готов к труду и обороне". Уже в 8 классе я живо интересовался политикой, международной обстановкой, ходил в районную библиотеку, читал газеты и журналы. Кроме того, я интересовался теорией полёта и самолетостроения. Особенно меня интересовали события в Европе и начало второй мировой войны.

В 1940 году Михаил окончил 9 классов. Все лето работал пионервожатым в пионерском лагере. После летнего отдыха поступил в 10 класс. Я окончил 8 классов и должен был поступать в 9 класс. Но у родителей не было денег, чтобы заплатить за обучение в школе обоих сыновей. Михаилу надо обязательно закончить десятилетку.

За него заплатили 150 рублей за год обучения. Для меня у родителей денег не нашлось. Плату за обучение в старших классах правительство ввело в 1940 году. Я оказался на перепутье. Что делать и как мне быть с моей дальнейшей учебой?

В республиканской газете я прочитал, что в городе проводится набор абитуриентов в политпросвет техникум. Срок обучения три года. Стипендия 270 рублей в месяц. Это единственное среднее учебное заведение, где не только не брали за обучение, но, наоборот давали стипендию, да ещё какую. Я написал заявление и мне вскоре пришёл ответ о зачислении меня на второй курс техникума.

Кяхта находится в 80 километрах от моей деревни. 9 сентября 1940 года я получил паспорт. Так как свидетельство о рождении моей персоны было утеряно, дата моего рождения была указана: 9 сентября 1924 года, т. е. в день моего прихода в сельский совет.

В этот же день, отец моего товарища, Перевалова Михаила Афанасьевича, повез сына и меня в г. Кяхту - центр одноименного района. Кяхта расположена на границе с Монголией.

Кяхта — студенческий город. Там находились медицинский, сельскохозяйственный, политпросвет техникумы. По тому времени город считался студенческим. Когда-то это был купеческий город с богатыми культурными и предпринимательскими традициями. Через Кяхту Россия вела торговлю с Монголией и Китаем.

Утром 12 или 13 сентября мы выехали на лошадке из родной деревни и взяли курс на Кяхту. Мама дала мне в дорогу детское ватное одеяло, подушку, красивый, зелёный сундук, обитый блестящими полосками железа, краюшку хлеба. На мне были одеты синие простые брюки, простая рубашка и старенькая фуражка.

На ногах - грубые яловые ботинки. Такие ботинки давали сплавщикам леса. Трусиков, майки, кальсон, разумеется, не было. Носок тоже не было. О пиджаке даже и речи не было. Осень в тех краях бывает тёплой, поэтому я не испытывал холода. На полпути мы сделали привал, разожгли костер, попили чай, улеглись у костра спать. Утром я проснулся и, о! ужас, у моего левого ботинка носок подгорел, огрубел и съежился. Поврежденный ботинок создавал неудобства при ходьбе, впоследствии в носке ботинка образовалась дыра, и большой палец получил свободу. Ходить стало легче. На другой день мы продолжили путь и благополучно добрались до Кяхты. Заехали к родственникам нашего кучера, попили чай и продолжили путь к техникуму. Я не знаю, или похитили половину моего богатства в заезжем дворе, или оно выпало с телеги на пути к техникуму. Но возле техникума, к моему огорчению и печали, я обнаружил, что ни одеяла, ни подушки на телеге нет. А ведь мама отдала мне самое лучшее, что у нее было из постельных принадлежностей. После прохождения процедуры приёма в техникум, меня отвезли в общежитие. Там было все для сна и отдыха. Знал бы, я никогда не взял бы из дома последнее, что было у мамы. Учебу я начал 15 сентября. Опоздал на 15 дней. Михаил поступил в медицинский техникум.

Я сразу же столкнулся с проблемой: в школе я изучал немецкий язык, в техникуме учили английский. Мне пришлось заново изучать английский и догонять однокурсников. С этой задачей я справлялся успешно. Помимо общественных дисциплин, которые я изучал в школе, в техникуме пришлось изучать, как отдельные предметы: марксизм-ленинизм, философию, политическую экономию, курс политпросвет работы и прочие дисциплины. С программой я справлялся хорошо, и мне выдали аванс со стипендии. Я получил возможность сносно питаться. Как-то студенты нашего класса собрались в Краеведческий музей. Я хромал. Преподаватель философии обратил свой взор на мои ботинки и заметил: «Бутаков! У Вас обувь-то больно грубая». Что я мог ответить ему? Другой у меня не было. Большой палец левой ноги выглядывал из ботинка, выдавая мою несостоятельность. Не успел я получить одну полную стипендию, как правительство отменило льготу и для учащихся политпросвет техникумов стипендию Положение мое хуже некуда. Пусть бы даже родители нашли деньги за обучение. Но как доставлять мне хлеб насущный, картофель и другие продукты на расстояние в 70 километров? Оставив все пожитки в общежитии: сундук, книги, тетради, в тайне, надеясь когда-нибудь их забрать, я вышел на тракт в надежде на попутной машине добраться до дома.

Не успел за городом пройти и сотни метров, как услышал гул моторов. Меня догоняла колонна военных грузовиков. Я поднял руку, и первая же машина остановилась. Колонна шла в наш район за картофелем. Какая фортуна! Я сел в кабину впервые в жизни, и добрый шофер повез меня к дому. Дорога шла в 3 километрах от моей деревни. Через два часа, на Харасуне, шофер остановил машину, и я, от всего сердца поблагодарив его, высадился на родную землю, по которой я ходил сотни раз.

До дома осталось рукой подать. Не чувствуя под ногами земли, словно на крыльях, полетел домой. Вскоре на высоком правом берегу реки Хилок, показалась моя деревня. Особенно выделялось высокое здание бывшей церкви.

О моей деревне. В Сибири, в связи с особенностями климата и больших пространств, деревни строились большими, но компактными и с глухими бревенчатыми заборами вокруг дворов. Наш районный центр - Бичура, раскинулся вдоль горной речки на 20 километров и считается самым длинным населенным пунктом в России. Имеется в виду самая длинная деревня с деревянными постройками. Моя деревня расположилась на высоком правом берегу реки Хилок. Да, в половодье река была широкой и глубокой, с быстрым течением, перекатами и частыми изгибами русла.

Места там живописные и красивые. А. П. Чехов видел в ландшафте Прибайкалья сочетание природных ландшафтов Швейцарии, Финляндии и Дона одновременно. Кругом деревни горы, разделенные хребтами и долинами. Горные хребты, спускаясь к реке, переходили в ровные поля и степи. В деревне, по течению реки, были четыре улицы и пять переулков, разделявшие деревню поперек улиц.

Параллельно этим переулкам, с севера на юг, протекал ручей с глубоким руслом-оврагом. Эта речка делила деревню на две неравные части, верхнюю и большую, нижнюю, по течению реки. Наш дом находился, и до сих пор стоит беспризорный, в центре деревни. Наш дом, церковь, школа и ещё два дома были расположены по периметру площади, которая когда-то была местом сбора жителей деревни на больших праздниках. Сейчас в центре площади стоит клуб. За церковью есть большой сад.

В деревне была кузница, были и мастеровые люди. Крестьяне в деревне имели всё необходимое для ведения, независимого от внешнего мира, натурального хозяйства. Почти в каждом доме были швейные машины, ткацкие станки, прялки, принадлежности для вязания носков, варежек, свитеров и шитья одежды. Телеги, сани, топоры, клюки, вилы, бороны, плуги, гвозди, ложки и другие принадлежности для дома и хозяйства делали в деревне, и лишь соль, сахар, конфеты завозились со стороны. Впоследствии открылись частные магазины, которые торговали мануфактурой, кожаными изделиями и другими промышленными товарами.

Но я отвлекся от своего возвращения домой. Через час после высадки из машины на Харасуне, я был дома. С трепетным волнением открываю дверь и перед моим взором тятя и мама. Они сидят за столом и пьют чай. Пригласили меня за стол. Я рассказал им об отмене стипендии и введении платы за обучение в техникуме. И вдруг мама спрашивает: «А где одеяло, подушка, сундук?».

Я в простоте своей сказал, что одеяло и подушку украли с телеги во дворе, пока мы пили чай в доме, у знакомых Афанасия, в день приезда в Кяхту. А сундук и тетради оставил в общежитии. Мама горько заплакала. Тятя говорит: «Зачем плакать? Парень возвратился живым, здоровым. Потеря не ахти какая, наживём новое». Конфликт исчерпан. Сейчас с расстояния почти 80 лет я могу беспристрастно отдать должное дорогому и незабвенному отцу, его светлый ум, душевная доброта и теплота, завидная мудрость, сдержанность и терпение, согревали каждого члена большой семьи.

Побыл я несколько дней в родном доме и отец повез меня в Бичурскую среднюю школу. Школа, хотя и деревянная, но большая двухэтажная, хорошо спланированная. По ведущим дисциплинам: математике, физике, химии, биологии, иностранному языку, литературе и русскому языку - все учителя были с высшим образованием. Почти все они окончили, в основном, столичные высшие учебные заведения. Да и родом были с запада. К сожалению, имена их я позабыл.

Мы с братом Михаилом жили в частном доме, у зажиточных бездетных, но страшно скупых крестьян. С нами, в этом же доме жила девица, Вера. Она жила на полном содержании хозяев дома. Она училась в 8 классе. Приехала из Окино-Ключей. Родители её были способны оплачивать содержание на харчах хозяев. Михаил учился в 10 классе, я поступил в 9 класс.

У нас с Михаилом не было ни постельных принадлежностей, ни сколько-нибудь калорийной пищи. Спали мы на полатях, высоко под потолком. Дом был тёплый и на полатях, даже в лютые морозы, было тепло, и мы блаженствовали. У нас были красивые, светло-коричневые, из овчины, фабричного пошива, куртки. Брюки, рубашки под головой, сходили за подушки. А одеялом был теплый воздух. Хозяева были богаты. Амбар и кладовые ломились от всякой снеди: сало, мясо, масло, сметана, творог, варенья – жуй, не хочу. Завтрак у девицы позавидуешь: закуска, жареный картофель, плавающий в жиру от сала, чай с сахаром, маслом и молоком. На другой день и блюда другие.

На столе самовар. Мы - два братика наливаем в стаканы кипяток, от краюхи нарезаем ломтики хлеба и, запивая кипяточком, жуём хлебушек. Хорошо, если хлебушка досыта, бывало, и хлеба не оставалось. Тогда мы по очереди бегали в заезжий двор в разведку, узнать привезли ли нам хлеб. Зачастую вовремя и не привозили. Тогда мы зубки клали на полочку, наступал режим целебного голодания.

Попросишь у хозяйки в займы хлебца - не даст. Рядом жила многодетная семья. У родителей было семеро детей. Небогато жили, но хлебом нас выручали.

Обед у девицы, как в хорошем ресторане, из трёх блюд: щи, второе, на третье - что желаешь: чай,  компот, кисель и прочее. Каждый день блюда менялись.

У нас с Михаилом обед тоже из трёх блюд: на первое хлеб с водой, на второе - вода с хлебом, на третье - вода. Была ли у нас зависть к ежедневным застольям девицы и ее хозяев? Нет! Каждому своё на этом свете. Мы считали это как статус КВО. Был у нас хлеб, мы были счастливы. Не было хлеба, мы голодали, не осознавая тогда пользу от этого голодания. Я только сегодня осмыслил, почему мы были всегда легки на подъём, имели -спортивную форму и легко преодолевали 30 километровые переходы домой, на другой день столько же километров шагали обратно.

Жадности, скупости хозяев предела не было. Ни разу они не предложили нам заварки от чая. Милосердия, сострадания, материнского чувства, наконец, жалости к нам даже в зачаточном состоянии не проявилось. Откуда им взяться? Хозяйка не рожала, не кормила грудью, не растила дитя, не печалилась, не страдала, не переживала дни и ночи, когда родное дитя болело. Откуда ей взять женской нежности, ласки, любви, доброты к ребенку, тем более к чужому.

В такой обстановке мы жили целый год. Но были, правда, редко, праздники и на нашей улице. У них, на лужайке, росли большие с развесистыми, мощными ветвями четыре или пять деревьев черёмухи. В наших краях черёмуха считалась лучшей ягодой. Она славилась толстой, сладкой мякотью и широко использовалась для питания. Черемуху сушили, мололи и пекли пироги с её начинкой. Из свежей черемухи, да и из сушеной варили вкусные соусы, морсы. Черемуха в сметане - объедение. В августе и начале сентября мы сидели на этих деревьях и собирали в рот, оставшиеся после уборки, ягодки черемухи. Мы ели ее до самых заморозков, уже завяленную. Таким образом, мы получали витамины и различные микроэлементы про запас. Нам перепадало кое-что вкусное во время гуляний наших хозяев.

После столования в их доме, хозяева, вместе с гостями, уходили в другие дома. На столе оставалось много лакомого. И мы, я и Михаил, старались, съесть незаметно все, что можно. Иногда заходили в амбар и там что-то отведывали. Инициатором был дорогой и незабвенный брат Михаил. Но это было всего лишь раза два.

Но я ещё ничего не рассказал об учебе и жизни в общежитии, когда я учился в 8 классе, а Михаил в 9-м. Под общежитие было отведено два деревянных дома. В одном жили ребята, в другом девушки. В нашем доме было 7 железных кроватей со спальными принадлежностями, прикроватные тумбочки, стол и несколько стульев. Недалеко от дверей стояла большая кирпичная печка, которая зимой нас согревала. Топили печку дровами. Для крестьянских ребят обстановка в доме была желанной. О питании я уже говорил.

Если мы досыта ели хлеб, то самочувствие у нас было удовлетворительное, успеваемость и у меня, и у Михаила была хорошая. Да, мы были сильными, выносливыми. Переходы домой и обратно мы совершали легко и с чудачествами. Однажды зимой, в лютый мороз и сильнейший встречный ветер, мы шли по степи домой. Михаил, видимо, сильно-сильно замерз и шёл спиной к ветру /пятился/. Я шел впереди и лег на дороге. Михаил споткнулся и упал. Я быстро встал и побежал от Миши. Брат, обозленный моей шуткой, хотел догнать меня, но тщетно. Я был резвее. Таким образом, я согрел Михаила, он повеселел и простил мою забаву.

Но у меня-то со здоровьем было не все благополучно: малокровие, заболевание щитовидной железы. Были попытки лечить меня: назначали мне лекарства, но полный курс лечения я не прошел. Молодо-зелено. Я стеснялся ходить по врачам, да и серьезно эти болезни не воспринимал. А зря. Не излеченная щитовидная железа обернулась тяжелейшей болезнью в 1980 году. Но об этом я расскажу позднее.

Сейчас уместно вернуться к годам учёбы в начальной школе. В середине 30-х годов в стране развернулось массовое пионерское и комсомольское движение, организованное и направляемое ВКП /б/. Дети 3-4 классов, учившиеся в школе, как правило, становились пионерами. В 3-м классе и я вступил в пионеры. Меня избрали командиром звена. Командир я был строгий. Отчитывал пионеров за любые упущения. Будь то опоздание в строй, слабая успеваемость, неряшливый вид, пассивное отношение к общественным поручениям и т.д. - всё это было в поле моего внимания.

Под руководством учителя пионеры принимали активное участие в работе различных кружков: драматических, музыкальных, танцевальных, физкультурных. Пионеры участвовали в оформлении школы, клуба лозунгами, плакатами, принимали участие в праздничных концертах. Особенно мне нравились трёхэтажные пирамиды, исполняемые физкультурниками при непременном моём участии. Пионеры собирали золу, куриный помёт, участвовали в прополке колхозных полей и в других полезных делах. Так с детства нас приобщали к общественно-полезному труду. Любовь к труду пионеры тех лет пронесли через всю жизнь. И как жаль, что камарилья предателей советского народа не только разрушила уникальную страну и завоевания Октября, не только обрекла большинство народа на прозябание и нищенскую жизнь, но и разрушила замечательные традиции воспитания и приобщения к труду молодого поколения. Летом для пионеров в живописных местах района развертывались пионерские лагеря.

В 1935 году мне посчастливилось побывать в пионерском лагере, развернутом недалеко от буддийского дацана, вблизи улуса Ара-Киреть. Там я был назначен командиром звена, а возможно избран. Точно не помню. В лагере всё было интересно и занимательно. Горн возвещал подъём, построение, начало завтрака, обеда, ужина, вечерней проверки, отбоя и т.д.

Мне нравились построения на линейке. Они проходили по определенному ритуалу и вызывали всегда большой интерес. Занимательно и познавательно проходили игры-походы по меткам для возвращения обратно в лагерь.

Питание было отменным, вкусным и калорийным. Лето было теплое, солнечное, недалеко была речка, купались, загорали от души. Я приехал домой чёрный, как негр.

После 7-го класса в 1939 году я снова, на этот раз по недоразумению, оказался в пионерском лагере. Лагерь был недалеко от Билютая. Директором лагеря был Афанасьев Проня - одноклассник Михаила. Михаил тоже в это лето был директором пионерлагеря, только в другом месте.

Прокопий был старше меня всего на 2 года. Но по росту, комплекции и развитию был сформировавшимся мужчиной. Я же был маленький, щупленький подросток. А когда после войны, я увидел Прокопия Афанасьева, он был хотя и плотненький, но по росту значительно меньше меня. Я же на казенных харчах обошёл по росту и Проню, и брата Михаила.

Я совершенно не собирался в лагерь. Хотя питание в нашей семье было весьма посредственным, но молодость брала своё. Во мне бродила кровь, возникало желание общаться с девчонками, росло стремление быть рядом с избранницей сердца.

Мне нравилась девочка Катя. Я несколько раз, после клубных гуляний провожал её домой. Она притягивала меня своим миловидным личиком, была высокой и статной. И вот я узнал, что она едет в этот пионерский лагерь. Долго не раздумывая, я сказал маме, что еду в пионерский лагерь. А маме что? Она рада. Одним ртом в доме будет меньше. Сборы коротки. Я в чём был, в том и поехал. Штаны, да рубашка. Больше ничего не было. Катя, когда увидела меня, молниеносно соскочила с телеги и убежала домой. Я остался с носом. Не бежать же за ней.

В свое время, позднее, Катя вышла замуж, родила 10-ых, если не больше, детей и стала матерью–героиней. Я ушёл в Армию и с тех пор Катерину не видел.

В этом пионерском лагере ничего примечательного не было. Дети были предоставлены самим себе. Загорали, купались и посещали столовую. И это понятно. У Прокопия, окончившего 8 классов, специального образования по работе с детьми и организации лагерной жизни не было. Но в этом лагере я получил шрам на правом виске. Вода - моя стихия. Я любил купаться и нырял с любого возвышения. Протекала небольшая чистая речушка. Там, где мы купались, был большой и глубокий разлив. Берега высокие. И вот однажды я прыгнул в воду кувырком назад и почувствовал сильный удар в правый висок, рядом с глазом, почувствовал тепло крови. Быстро вынырнул, кровь бежит ручьём. Но все кончилось благополучно. Не знаешь броду - не лезь в воду. Я ударился об острую корягу. Чуть, чуть и глаза бы не было.

Угроза нападения на нашу страну наших недругов заставляла руководство страны и весь народ обратить особое внимание на подготовку молодежи к труду и обороне. В 9-м и 10-м классах с юношами, под руководством военрука, проходили занятия по начальной военной подготовке. Стали привычными кроссы, походы на лыжах, военные игры.

Зимой 1940 года райкомом партии, райкомом ВЛКСМ и Райисполкомом были организованы и проведены игры - учения, с привлечением руководящих работников партии и комсомола, райвоенкомата, молодежи колхозов, учреждений и старшеклассников школ. Учения хорошо спланированы, материально обеспечены и были двусторонними. Были обороняющиеся и наступающие. Хорошо организованная разведка обеспечила стороны данными о «противнике». После изучения данных о противнике, наступающая сторона, а я был на стороне наступающих, организовав все виды наблюдения, начали выдвижение. Вскоре завязался бой с привлечением основных сил. Наступающие были на лыжах. Темп наступления был стремительный. Наступающие приблизились к обороняющимся и завязали рукопашный бой. А подразделения, наступавшие справа и слева, обошли обороняющихся с флангов и тыла, принудили противника сдаться. Мероприятие закончилось детальным разбором. Учения прошли интересно, поучительно и оставили приятные воспоминания.

Без этой всесторонней подготовки страна не выстояла бы в войне с фашистской Германией. Крестьянский образ жизни: еженедельные 30-километровые походы домой и такие же переходы обратно в Бичуру, закаляли меня, вырабатывали выносливость и волю к преодолению трудностей. Перед призывом в Армию я легко делал подъём силой на перекладину, подъём на перекладину разгибом и переворотом, легко подтягивался на перекладине 15 и более раз. Пробежать 30-50 километров без остановки не представляло особого труда. Я и мой одноклассник Миша установили рекорд района сначала в беге на 30 км, позднее на 50 км.

Я уже писал о пеших переходах в родную деревню Мангиртуй и обратно. Большая часть маршрута проходила: по открытой всем ветрам степи. Одежонка у нас была скудной. На ногах латаные обувки. Подошвы и голенища у этой обуви - кожаные. Стельки из сена или соломы. Носков не было, портянки из рваных тряпок, нательного белья тоже не было. Штаны, рубашка, сверху полушубок. Согревали эти полушубки плохо, т. к. шерсть за многие годы стерлась. Но от ветра они спасали. На голове плохенькие шапчонки, зачастую из разного меха. Ну и варежки или рукавицы с заплатами. И вот представьте, каково было мне и братцу Михаилу, в метель или в пургу, при шквалистом ветре совершать эти переходы? Часто обмораживались и тут же оттирались снегом. Когда мы были в старших классах, тятя купил нам, при всей скудности бюджета, красивые кубанки, но мы носили их на выход или на праздники. В полушубках, да ещё при кубанках мы выглядели не хуже сверстников.

30 километров - это 6-7 часов пешего перехода без обеда, без куска хлеба в кармане, фактически голодные. Но свежий воздух и боевой дух придавали нам сил. Приходили домой в 20-21 час ночи, что-то быстро перекусывали и бежали в клуб. В клубе веселились до полуночи. Приходишь домой, ложишься спать. Всё, что было на мне, превращалось в постельные принадлежности. Особенно тяжело было зимой. Утром встанешь, пробивает дрожь. Быстро растапливали буржуйку, окружали её со всех сторон, согревались. И ведь никто не болел. Суровая жизнь закаляла организм.

В воскресенье на целый день уезжали в лес за дровами. В полдень в лесу кипятили воду, заваривали чай. Если нам не удавалось уйти в Бичуру после выходных, за неимением средств пропитания, то с отцом ходили на охоту. Однажды с нами было ещё четыре охотника. Мы убили за один день 5-6 косуль, Бутаковы принесли домой три косули.

Но мяса в Бичуру мы не брали, хозяйка тяготилась варить нам супы. А как интересно быть рядом с бывалыми охотниками. После загона удачного или неудачного разжигали костёр, охотники курили, делились впечатлениями, рассматривали новые замыслы и планы охоты, беседа проходила спокойно, деловито и согласно. Стратегия разработана. Все садились на лошадей и разъезжались по местам, в соответствие с разработанной экспозицией. После охоты, к вечеру, привязывали косуль к спинам лошадей и усталые, но счастливые от трудов и удачи возвращались домой.

Пропуски занятий, конечно, сказывались на успеваемости. Точные науки: математику, физику, химию, биологию мы усваивали успешно, и успеваемость по этим предметам была на 4 - 5. Хуже обстояли дела по литературе и русскому языку. Времени для чтения художественных произведений, которые рекомендовались по программе, не хватало из-за походов домой и из-за частых пропусков занятий. Приходилось пользоваться только хрестоматией. А это естественно не давало глубины знаний предмета, лишало нас возможности обогащать себя знанием роскошного русского языка с его юмором, афоризмами и пословицами, поговорками и сатирой. Поэтому по литературе я чувствовал себя ущербным, неуверенным, проще говоря "не в своей тарелке", а успеваемость была только на 3 – 4.

В 1941 году Михаил окончил среднюю школу /10 классов/. Летом его призвали в Армию и направили в Барнаульское пехотное училище. Сколько он там учился, я не знаю. Скорее всего, по ускоренной программе, т. е. 6 месяцев. При коротких встречах, тему учебы и войны мы не затрагивали. Да и Михаил Георгиевич всегда был замкнут и не разговорчив. К этому времени у Миши было пристрастие к "зелёному змию". Мне известно, что он окончил училище, получил офицерское звание, младший лейтенант и направлен в пекло войны - Ленинград. В первом же бою Мише оторвало левую руку чуть ниже локтя, и он, в начале 1943 года приехал домой инвалидом II группы. Вернулся и растерялся. Смалодушничал поначалу и, чуть было, не покончил с жизнью.

Меня же, после окончания 9 класса направили пионервожатым в пионерский лагерь, который впервые начал развертываться в урочище, вблизи Н-Мангиртуя. Был укомплектован штат постоянных работников лагеря, сделан набор мальчиков и девочек для отдыха. Лагерь был расположен в живописной долине на территории колхозного стана. Рядом протекала горная речка с кристально чистой и холодной водой. Дома и подсобные строения обеспечивали нормальное размещение детей и постоянных работников лагеря. Начался нормальный отдых детей.

Я не имел опыта работы пионервожатым. Но, вспоминая и опираясь на свой опыт пребывания в пионерских лагерях, знал, что необходимо наполнить день отдыха детей разнообразными занятиями и развлечениями. Каких либо руководств, пособий, инструкций, методических разработок, литературы по работе в пионерском лагере пока ещё не было. Не было и спортивных сооружений и спортивного инвентаря. Было главное: прекрасная природа, чистый воздух, отличное питание, здоровые дети и моя увлеченность и желание работать с детьми. Самым увлекательным и интересным занятием для ребят, были походы в лес. Дети знакомились с фауной и флорой края, запоминали названия деревьев, трав, цветов, насекомых, зверей, пресмыкающихся. В свободное от работы с детьми время я осваивал технику прыжков в длину и с шестом, в высоту через планку и без шеста. Результаты радовали. Питание было отличным, и я мечтал набраться сил, укрепить свои мускулы и здоровье в целом.

Но не долги были радости. Прошло не более недели лагерной жизни, и наступил роковой день - 22 июня 1941 года. Фашистская Германия напала на нашу Отчизну. В этот же день дети покинули лагерь и уехали. Лагерь был закрыт. Возвратился домой и я. На другой день была объявлена мобилизация и призыв в армию сразу нескольких возрастов мужчин нашего района. Я стал свидетелем печальной и драматичной картины. Самые здоровые, молодые мужчины покидали свои дома, своих родителей, жен и детей. Слезы, надрывный плачь расставаний и проводов, игра гармошек, песни и частушки, гомон разговоров и голосов, переливались от одного края деревни до другого. Лучшие лошади, телеги, колхозные машины тоже покидали родное село. На этом транспорте и отбывали в Красную Армию граждане моей деревни. Была страшная по драматизму и трагизму картина. С войны не вернулись 75 мужчин односельчан.

В селе не было ни одной семьи, ни одного дома, в который бы не пришла повестка о смерти на полях сражений Отечественной войны родного отца, брата или сына. Вся тяжесть домашнего и колхозного труда легла на плечи женщин, стариков, подростков.

Невыносимо тяжёлый труд от зари до зари, в стужу и летний зной, при плохой одежонке, плохом питании и недоедании. Неимоверное горе, страдание и тоска по родным и близким, павших и не вернувшихся с войны, тяжелое бремя заботы и воспитания осиротевших детей - стало страшным испытанием для всех, особенно для женщин-матерей, в течение четырех лет войны и шестидесяти лет после войны. Только советские люди могли выдержать эту, казалось бы, безысходную беду. Где источники, которые давали им силу духа и тела, мужество и стойкость в труде и борьбе? Вот эти источники - безмерная любовь к Родине, советский патриотизм, вера в справедливое дело, за которое они боролись и страдали, надежда на победу в Великой Отечественной войне. Народ верил в идеалы социализма, он зримо ощутил достижения и завоевания Советского народа в годы предвоенных пятилеток.

Эти свершения и успехи страны известны всему миру. Не будь этих успехов, страна не смогла бы отстоять свою честь, свободу и независимость в борьбе с фашистской Германией. А ведь мы спасли не только свою страну, но и весь Мир от коричневой чумы. К месту, начиная с 5 класса, все летние каникулы я, равно как и мои сверстники, работали в колхозе. Практически, я приложил свои силы и труд ко всем профессиям и работам сельского жителя. Копны на покосе возил, траву литовкой косил, траву сушил, копнил, под стогом и на стогу стоял. А стога-то были высотой 5-6 метров. На конных граблях, на сенокосилке и жатке работал, за плугом ходил, боронил. Работал прицепщиком на тракторе и помощником комбайнера и сам водил эту технику. Лес пилил, валил, возил. Короче, нет работы на селе, которую я бы миновал и не освоил. К осени 1941 года обстановка в стране, в родной деревне и в нашей семье осложнилась. Страна жила под девизом: "Все для фронта, все для победы!"

Тятю оторвали от семьи, от колхоза и направили на лесозаготовки за сотни километров от дома. Михаил в Армии. Старшая сестра, Анисья, первая трактористка - женщина в районе, работает на тракторе летом, а зимой в МТСе на ремонте тракторов. Муж в армии. В редкие часы отдыха жила у свекрови. Анна, ей нет и 18 лет, единственная работница в семье. А ртов-то 11, если не считать Михаила и Анисью. После огромных домашних дел: выпечки хлеба, приготовления кое-какой пищи, ухода за маленькими детьми, мама тоже уходила на работу. Власти не считались с её проблемами, стучали в окно и кричали: «Татьяна Матвеевна! На работу». Мама бросала на произвол судьбы семерых малолеток и бежала на работу.

УЧЁБА В НЕПОЛНОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЕ 

После окончания четвертого класса в родной школе и летнего отдыха, 30 сентября 1935 года, отец привез меня и Михаила в село Елань для поступления в 5 класс. Нас приняли.

Через две недели моей учёбы в Еланской школе, я заболел и один, пешочком, пришёл домой. Что за болезнь была у меня, никто, наверное, не знал. На другой день отец отвёз меня в Бичуру, в районную больницу. Без всякого осмотра и обследования меня положили в палату с тифозными больными. В палате было четверо тяжелобольных. Я пятый. Был ли больным тифом, никто мне не сказал. Меня и не лечили. Я был мальчиком на побегушках, точнее, няней у тяжелобольных. Я помогал больным вставать с постели и ложиться, подносил им утки, воду и всё, что они просили. Один больной умер у меня на руках, на его теле, на белье были большие, жирные вши и так много, что я даже испугался. Чем меня кормили в больнице, я не помню. И кормили ли. Но хорошо помню пироги и всякие деликатесы, которые приносили больным родственники. Больные не ели эти продукты, а угощали меня, поэтому с питанием у меня проблем не было.

В больнице я находился не менее недели. Меня не лечили. По моей просьбе работники больницы позвонили в мою деревню. На другой день приехал отец и отвёз меня домой. Что со мной было, была ли у меня какая-нибудь болезнь, я не знаю. Но поразительно другое, как я избежал заражения брюшным тифом? Спасибо моему Ангелу-хранителю. Мой Ангел ещё не раз сохранит меня от бед и тяжёлых последствий несчастий, которые я не избежал. После этих недоразумений, и больших пропусков занятий, я снова пошел в 4 класс нашей школы. Таким образом, все стало на свои места. Я младше Михаила на год и стал учиться в классе на одну ступень ниже. Михаил в 5 классе, я в 4 классе.

Осенью 1936 года начали учебу в Окино-Ключах: Михаил в 6 классе, я в 5 классе. В Елани осталась четырёхлетка. Житье-бытие наше было несладким. Прошло несколько месяцев, отец ещё не успел оправиться от пыток первого ареста, как его недруги начинают сочинять на отца новые доносы. Мне стало непонятно, как это так, столько гадостей они сочинили на отца, мол, никто не освобожден из заточения, Бутаков жив и здоров на свободе. Надо его доконать, так как он живой свидетель их вероломства и подлости. Подонки добились всего, чего хотели. Ночью пришли "блюстители порядка". Всё перерыли в доме. А что рыть-то? В доме один кафтан, да и тот с дырой, забрали ружье и второй раз увезли отца. Ружье-то для отца - самое большое богатство. Отец профессиональный охотник, охотник от бога. Ружье и лес для отца все: воздух, движение, мясо и пушника. А это и пища для большой семьи и деньги, чтобы что-то купить.

Из нескольких друзей, арестованных вместе с отцом в первый раз, после Хрущевской оттепели, вернулся только один - Перевалов Иван, вернулся больным и вскоре умер от туберкулеза. Остальные, скорее всего, погибли в ГУЛАГе от изнурительного труда и от болезней.

О втором аресте отца мы узнали, когда пришли в субботу домой. Мы снова - дети врага народа. Отец всегда наставлял нас учиться, как бы трудно не было. Вечером в воскресенье мы, два братика, пешочком с котомочкой провизии пришли в Окино-Ключи. Питались в основном чёрным хлебом и кипяченой водой. Хлеб получали в магазине по карточкам. Карточки нам дали как детям многодетной семьи.

Два года мы жили в общежитии. Каждую субботу мы совершали поход в деревню, а в воскресенье обратно в Окино-Ключи. Дома, как могли, помогали матери. Очередную неделю мы снова сидели на хлебе и воде. Хлеб ржаной, чёрный и похож был на глину.

У моих родителей было 8 дочек и 3 сына. Все они дороги родителям. Но мне представляется: и тятя, и мама больше любили сыновей. С ними они связывали свои лучшие помыслы и надежды. Девчонки, выйдя замуж, покидали родительский дом, сыновья же, женившись, приводили своих молодых жён в родительский дом. Так всегда было в старой русской деревне. Молодые и сын, и его жена помогали родителям.

Отец хотел, чтобы сыновья научились играть на музыкальных инструментах, чтобы они стали, если не музыкантами, в широком смысле этого слова, то хотя бы хорошими гармонистами. Неслучайно в 1936-1937 гг. отец купил гармошку.

Михаил особого желания играть на гармошке не проявил. Я же начал что-то подбирать, нажимая на кнопки. Самоучителей игры на гармошке тогда не было, не было в деревне и стоящих гармонистов. Я научился наигрывать «подгорную». Под эту мелодию можно плясать и петь частушки. На районном смотре художественной самодеятельности под мою «подгорную» девочки исполнили красивую танцевальную сюиту. Кроме того, я партнёром исполнил пляску-чечётку.

Жюри отметило мои "дарования", лучших не было и наградило меня балалайкой. Я был рад и горд и за себя, и за родителей. В нашем деревенском клубе был струнный оркестр, и я принимал в нем активное участие. Вскоре состоялась республиканская олимпиада в г. Улан-Удэ. От нашего района на олимпиаду поехали артисты из моей деревни. Значит, в районе не было лучше наших артистов. Я был "звездой" в нашем ансамбле и, естественно, тоже поехал в столицу Бурятии. Нам пошили форменную одежду, и мы на колхозной полуторке поехали в г. Улан-Удэ.

Был июль месяц. Ехали мы по другой дороге, минуя Бичуру. Наша дорога длиной 200 километров прошла по красивым живописным местам. Мы впервые увидели десятки маленьких и крупных поселений, красивые близкие и далекие горы, реки и речушки их живописные долины, гурты овец, стада коров и лошадей и даже диких зверей, пересекавших дорогу. И вот, наконец, большой город с многоэтажными домами, проспектами и улицами. Смотр-конкурс проходил в загородном доме отдыха. Конечно, требования к участникам конкурса были значительно строже, чем в районе, и наши выступления не произвели должного впечатления на жюри. Однако, наш худрук, он же баянист Ефимов Ананий, получил приз. Нас оправдать можно. Ведь художественная самодеятельность только начала развиваться...

К этому же периоду относится вторая покупка: отец купил патефон. Мне больше всего нравилась пластинка с плясовыми наигрышами. У меня очень развито было, да и сейчас сохранилось чувство ритма и такта. Я буквально каждый день ставил эту пластинку и отрабатывал технику пляски. И, конечно, достиг определенных успехов. На всех гуляньях, приход гостей в наш дом не проходил без моей пляски. Меня хвалили и мне аплодировали. Если бы тогда или позже, я мог бы поступить в танцевальный ансамбль, я был бы не последним в труппе. Сейчас в 80 лет могу удивить многих в пляске или танцах.

К этому периоду относятся два драматических события в моей жизни. Я учился в 5 или 6 классе. Как обычно в субботу, мы с односельчанами совершали переход из Окино-Ключей в родной Мангиртуй. Через некоторое время после прихода домой, я почувствовал боль в левой ноге. Сильно ломило бедренную кость. Через час я уже не мог ходить, передвигался на четвереньках. Вечером меня уложили в постель, но боль усиливалась. Пригласили бабушку Аксинью. Она костоправ и терапевт. Лечила от всех болезней. Она меня пощупала и говорит родителям: «У парня в паху увеличены лимфатические железы /узлы/ и, что надо сделать прогревание теплым пеплом или опилками. Ушла. Мама сделала мне прогревание, но мое состояние ночью ухудшилось. Нa другой день тятя пригласил другую лекарку. В деревне знали и колдунов, и лекарей.

Эта женщина, Анна Ефимовна, повторила действия и дала советы, как и первая лекарка. Я говорю тяте, что у меня ломит кость, а ты ничего не сказал. Я-то стеснялся. Тятя побежал, у ворот догнал тетю Аню и рассказал ей, что у сына ломит кость. Ушлая лекарка, вернулась, упрекнула меня за то, что я не сказал, что у меня ломит кость, и попросила снять штаны. Я снял, она, почти не касаясь тела, начала водить рукой вдоль ноги, нашептывая молитву. Ушла. После её ухода я сразу же почувствовал облегчение. Боли не стало. Я для порядка полежал несколько минут и встал. Хожу до сих пор, пляшу и танцую. Сейчас-то я грамотный. Я был плясуном, и злой дух сглазил меня. А она, эта милая женщина, сняла с меня этот сглаз. Вечная ей память и моя благодарность.

Второе событие, весьма странное и драматичное произошло, скорее всего, в 1936 г., когда мне было 12 лет. Произошёл нервный срыв. Во мне проявились признаки ипохондрика: мнительность, навязчивые мысли и страх, чувство ущербности, я часто смотрел в зеркало и находил в своем облике, удручающие сознание и психику пороки. Я не буду перечислять эти недостатки из самоуважения. Мне казалось, что дни мои сочтены. Я брал гармонь и начинал наигрывать «подгорную», а слезы лились как из рога изобилия. Ко мне приходил мой друг Николай, и я демонстрировал ему свою игру и слёзы. Это происходило летом. В предыдущие летние каникулы я во всю свою удаль возил копны и восхищал взрослых своим проворством и старанием. А тут на тебе, захандрил. Сейчас-то я, хотя и не спец, но дал правильное объяснение случившемуся: страшная жара, мощное солнечное излучение и радиация, плохое питание и малокровие, нарушение функции щитовидной железы, привели к физическому и психическому истощению; меня и на работу никто не приглашал и не звал.

Родители вечером приходили с работы домой, в недоумении и, как будто виновато, смотрели на меня, о чём-то переговариваясь между собой. Ни о чём меня не спрашивали... Как будто-то меня не было. В эти дни, как мне кажется, вокруг меня не было ни сестёр, ни братьев. Старшие работали, а младших я почему-то не замечал. Я не помню, как долго я страдал с вывихнутыми мозгами и с извращенным восприятием самого себя. Но мне представляется, что такое моё состояние продолжалось не более недели. Как все это закончилось, и что меня отвлекло от моих страданий и чудачеств, я не помню.

В 1938 году Михаил окончил 7 классов и осенью пошёл в 8 класс Бичурской средней школы. Я пошёл в 7 класс. Всё время учёбы в 7 классе я жил на частной квартире в семье замечательных, добрых и милосердных людей. Коробенков Иван Пантелеевич - глава семьи и его жена - Марфа. У них было трое детей: Маруся, Гриша и Гринька. Квартирантов было трое: Марк Степанович Перевалов и Перфильев Гриша. Я третий. Марк и Гриша учились в 6 классе. Хозяева были моими благодетелями. Они любили меня и всячески старались накормить меня. По их просьбе, после занятий в школе я первым прибегал домой, и тетя Марфа кормила меня всем, что у них было. У Марка и Гриши родители жили без особой нужды: детей у них было по два-три, и они привозили свои продукты. Никогда не забуду радушие, доброту и теплоту, которыми окружали и согревали меня Иван, да Марья. К сожалению, из-за какой-то поспешной и бестолковой суеты, в короткие дни отпуска, я не сумел как следует отблагодарить их. Простите меня, дорогие Иван, да Марья, вечная вам моя память и благодарность.

Что осталось в моей памяти от учебы в Окино-Ключах? В 1937 году в стране были большие мероприятия, посвященные столетию со дня смерти А. С. Пушкина. В эти юбилейные дни я часто читал стихи Пушкина и в школе, и в клубе. Вот названия стихотворений: «К Чаадаеву», «Деревня», «Пробуждения», «Прощанье», «Простите верные дубравы», «Узник» и другие. Самодеятельности в школе не было. Это связано, видимо, было с тем, что большинство учеников были из других деревень и сел. В выходные дни их не было. Массовых спортивных мероприятий в школе тоже не проводилось. Только осенью и весной мы играли в волейбол на улице с учителями.

Во время учёбы в 7 классе меня поразила тяжёлая болезнь - малярия. Это произошло в апреле - начале мая. Через день трясло, поднималась высокая температура. Все это заканчивалось страшным бредом и потерей сознания. Выходил я из потустороннего мира совершенно обновленным и угнетенным. В эти часы моего бедствия я находился в маленьком зимнем доме и предоставлен был сам себе.

Когда приходил в себя, испытывал одиночество, до меня никому дела не было. Лечился крехнином - горькие желтые таблетки. Организм выдержал, победил эту болезнь, и я снова воскрес из праха. Что характерно, ни Марк, ни Гриша, ни члены семьи, где мы жили, ни члены моей родной семьи, куда я приходил каждую субботу, не подверглись этой тяжелой изнуряющей болезни.

Прибайкалье не баловали обильные дожди и снегопады. Когда же выпадало много снега зимой или шли обильные дожди летом, земля, напитанная влагой, дарила людям хорошие урожаи. Таким обильным на урожаи годом был – 1937-ой.

Конец апреля или начало мая. Накануне вечером мы бегали в степи по желтой, выжженной солнцем траве, не подозревая, что мы увидим утром следующего дня. Я, как обычно, после завтрака пошёл в школу, вышел из дома и увидел нечто невероятное: за ночь выпало снега более метра от земли. Я пытался пойти в школу, но не прошел, так как через двадцать метров замерз и обессилел, пробивая себе дорогу. Циклон прошел, снова засияло солнце,  началось быстрое таяние снега. Таяние снега в верховьях и по всему течению Хилка привело к большому подъёму воды и невиданному разливу. Залиты были луга, пойменные поля, животноводческие фермы и другие объекты, что были на левом низком берегу реки.

Вода постепенно стала сходить, луга и поля напитались в избытке влагой и вознаградили колхозников обильными урожаями зерновых, картофеля, других овощей и трав. А леса подарили крестьянам изобилие грибов, ягод, кедровых орехов, всяких лесных птиц и животных. Особенно много было белки, зайцев, лис, рябчиков и тетеревов. Такого урожая старожилы не помнили. Колхозные зернохранилища были переполнены. Пшеницу развозили на машинах по домам колхозников. Рассчитавшись с государством, колхоз сделал запасы зерновых на несколько лет. Председатель колхоза, Ефимов Симон Тимофеевич, в составе делегации колхозников-полеводов республики, участвовал в поездке в Москву на ВДНХ. Делегация от Бурятии была принята И. В. Сталиным и членами Политбюро ЦК ВКП /б/. В правлении висела памятная фотография с вождями страны Советов.

КЛУБ 

Разрушив колокольню, мужики зашили крышу, и вскоре церковь стала клубом. Плотники сделали сцену с кулисами, можно ставить спектакли. В передней части большого зала поставили бильярд. Купили баян, несколько гитар, несколько балалаек и мандолин. Клуб стал местом отдыха и развлечений молодежи и всех граждан деревни.

В школе, тогда были замечательные учителя, приехавшие из Кяхты. Они, не считаясь со временем, без устали проводили большую воспитательную и культурную работу. В школе и в клубе работали различные кружки: драматический, музыкальный, физкультурный и другие. Ученики ставили для взрослых различные пьесы, концерты. В праздничные дни проходили массовые физкультурные соревнования и игры. В четвертом классе была создана пионерская организация. Меня избрали командиром звена. Что интересно. Я активно участвовал во всех мероприятиях, которые проводились в школе: работал в кружках, принимал участие в праздничном оформлении школы и клуба, выполнял различные поручения учителей. Но я совершенно не помню участия в этих мероприятиях дорогого брата Михаила.

Однажды, в какой-то праздничный вечер, меня, точнее мою голову, поместили в ящик-патефон, сделана ручка как у патефона и окошко в сторону зрителей. Мне сделали бородку, одели очки, и я, высунув свою головку в окно, распевал:

«Бога нет, царя не стало

И без них мы проживём.

У нас есть товарищ Сталин

По его стопам идём.

Как у дедушки Пахома

Три сыночка, три орла:

Инженер, пилот, учитель.

Каждый парень голова.

Лесоруб Иван Петров,

Съел в лесу полкуба дров,

А его за это власти,

Распилили на три части» и др.

И Михаил, и я учились хорошо. Помню, мне за отличное окончание первого класса, подарили книгу «Борьба за огонь». Содержание этой книги я помню до сих пор. Когда я и Михаил учились в начальной школе, отец вёл единоличное хозяйство.

В 1930-1931 гг. /точно не помню, в каком году/ как я уже писал, образовался колхоз «Вторая пятилетка». Председателем колхоза был избран мой отец. Дела в колхозе шли хорошо, что вызывало зависть у крестьян и руководителей двух других колхозов. Недалекие и подленькие руководители других колхозов стали плести интриги, выдумывать всякие небылицы против моего отца и его друзей.

По сути, с этого времени наступила полоса гонений на отца, всяких наветов и доносов на него и его друзей. В 1931 г. отец, по доносам, был первый раз арестован. Арест проходил ночью. Утром я проснулся, увидел, что в доме все перевернуто, а отца нет. Мама сказала, что отца увезли. Вместе с отцом арестовали ещё нескольких его друзей. Печально, но факт, никто из них, кроме отца, так и не вернулся из неволи.

Семья осталась без кормильца. А семья-то большая: мама и семь детей: Анисья, Анна, Михаил, Матвей, Ольга, Агнея и Гутя /Августа/. Мама и мы, дети, стали женой и детьми врага народа. Самой старшей сестре, Анисье, было 10 лет. Настали трудные времена. Сейчас, с расстояния почти 80-ти прожитых мною лет, я не могу представить, как мама решала встававшие перед ней проблемы. Ведь надо кормить, обувать, одевать детей, содержать скотину, топить печь, чтобы приготовить пищу и обогреть дом и детей.

Проблему с дровами мы решали так: пилили бревна и жерди скотных дворов, заборов. А вот где брали хлеб насущный, корм для скота, я не могу понять до сих пор. Видимо были какие-то запасы. Сейчас я удивляюсь самообладанию, силе духа, мужеству, терпению и энергии дорогой мамы. Нести в душе тяжесть врага народа, в условии отчужденности односельчан, находясь ежедневно и ежечасно под давлением неразрешимых проблем и забот о детях, при отсутствии какой-либо информации о муже, она не сгибалась, не падала духом, находила в себе силы, чтобы содержать и растить своих детей. И при всех этих страшных обстоятельствах, мама никогда ни в слезах, ни в словах не показывала тяжести и безысходности своей судьбы. Это был подвиг духа и тела, который должен стать примером и вдохновением для её потомков. Спи, дорогая Мама, вечным сном, и пусть душа твоя чувствует, что потомки твои помнят тебя, благодарны тебе и не забудут тебя никогда!

К счастью, и отец проявил величайшее мужество и силу духа. Ни страшные пытки, ни карцер не сломили его силы и волю к жизни. При самых страшных пытках, он бесстрашно отстаивал свою невиновность, верил в справедливость и силу законов, не терял надежды вырваться из застенков тюрьмы. Отец боялся рассказывать нам о тяжелых испытаниях, которые выпали на его долю. Как настоящий психолог он понимал, что, правда, запавшая в сердца и души детей, имена виновников его злоключений, могут обернуться против детей. Обиды, причиненные детям, могут стать, при определенных обстоятельствах, побудительными мотивами возбуждения ненависти к обидчикам и соответствующих действий в отношении их.

Как-то отец поведал мне о двух пытках. Однажды его повесили к потолку за ноги вниз головой. К вискам и ко лбу приставили дула пистолетов. Следователь поднес к глазам отца заранее подготовленный текст, изобличающий отца, как врага народа, и потребовал под этим текстом поставить свою подпись, т. е. подписать себе приговор преступника и врага народа. Отец решительно отверг это требование и решительно потребовал вызвать прокурора. Не добившись своей цели сломить волю и дух отца, блюстители законов отвязали его и бросили в холодный карцер, где держали несколько дней. После карцера снова пытки, на этот раз сажали отца копчиком на угол табуретки, и так держали несколько часов. Так же, как в описанной выше пытке, приставляли три пистолета и заставляли подписать подготовленный обвинительный текст, против себя. «Я, - говорил отец, - сижу, сижу, неожиданно вскакиваю, хватаю табуретку, размахиваюсь так, что милиционеры разбегаются по углам. Требую прокурора! И так продолжалось 6 месяцев. Не сломив мою волю и не добившись своей цели оклеветать меня, служители "правосудия" вынуждены были отпустить меня на свободу»...

Один добрый человек, ехавший на подводе, увидел отца на перевозе, привёз нам добрую весть: «Егор Михайлович идёт домой». Мы с братом Михаилом, а была глубокая осень, босиком по инею, в одних рубашках, побежали встречать отца. Из-за угла сарая вышел отец, бежит навстречу нам, а мы к нему. Тятя плачет, обнимает нас. Мы тоже плачем от тоски и радости встречи. Тятя говорит: "Ничего, ребята, как бы трудно ни было - учитесь!

НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА

Четырехлетняя начальная школа была рядом с нашим домом. Разделял школу и наш двор только забор. Первым моим учителем был Аркадий Иванович /фамилию не помню/. Аркадий - молодой учитель из Москвы, с высшим образованием. Учиться первый год в школе было интересно. Судить о педагогических достоинствах преподавателя не могу, Но к ученикам он был чрезвычайно строг и даже жесток. Тогда в школе применялись строгие наказания. Аркадий Иванович мог удалить из класса, поставить в угол, оставить после окончания занятий в школе, поставить на колени на дресву, в угол и даже посадить в подполье. Как-то Михаил, мой братик, /мы сидели на разных партах/ получил замечание, ему учитель погрозил пальцем, но Миша, видимо, не внял этому. Разъяренный преподаватель подскочил к Мише и хотел наказать его. Миша вцепился в парту обеими руками, и как не пытался Аркадий Иванович оторвать его от парты, ему это не удалось. Учитель отступил. Другой, на месте Михаила, наверняка капитулировал бы перед учителем. В связи с этим вспоминается болезнь Михаила.

В годы учёбы в начальной школе в нашей деревне, в районе, республике свирепствовала страшная эпидемия брюшного тифа, с массовым летальным исходом. В нашей большой семье брюшным тифом переболел только Михаил. Но он столько потерял сил, что даже встать с постели не мог. Когда кризис болезни миновал, мой братик начал ходить. Но Миша не мог перешагнуть даже через порог, который разделял одну половину дома от другой. Я ему помогал и смеялся над ним: «Ты меня старше, а я тебя сильнее и в любое время положу тебя на лопатки». Но что удивительно, никто из других членов семьи тифом не заболел. Какой-то оберег спас нас от этой болезни. А как геройски вёл себя Михаил в конфликте с учителем, у которого была рассечена верхняя губа, и в гневе он был страшен. Все его боялись, а Михаил не боялся.

Вторым учителем был Серафим Сергеевич, противоположность Аркадию Ивановичу. Интеллигентный, спокойный, сдержанный. Но вне школы Аркадий Иванович был свой парень, парень-рубаха. Жил он в доме моего друга Николая. Аркадий Иванович после школы вместе со своими учениками самозабвенно играл в городки, в лапту и в другие игры, что особенно запомнилось в годы учебы в начальной школе. Я учился в первом или во втором классе.

В эти годы местные власти, по указанию свыше, начали разрушать церкви, самые большие и красивые строения в деревне. Начали крушить православные храмы с колокольни. Однажды на перемене мы выскочили из школы и смотрели, как мужики сбрасывали колокола с колокольни. Мы, пацаны, тогда не понимали, хорошо или плохо делают люди. Было время разрушения храмов, гонения на религию. Попа и его семью выслали неизвестно куда. Мне непонятно до сих пор, зачем местные самодуры разрушали священные храмы, замечательные сооружения архитектуры, творения искусства зодчих. Хорошо, вы вдруг стали атеистами, не верите в Бога, но зачем разрушать, зачем уничтожать прекрасные творения, народное достояние. Иконы в домах и в моём родном доме оставались до Великой Отечественной войны и долее.

Друзья, напишите, пожалуйста, кто на этом фото!